Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии
Шрифт:
По всей видимости, данная концепция вполне применима к обществам Средней Азии данного периода. Мир кочевых племен и мир оседлых оазисов выступали в известной мере как один организм, хотя различные повороты истории приводили неоднократно эти два мира к конфликтам.
Влияние мира кочевников на оседлые оазисы сказывалось и в социальной сфере. Все исторические и этнографические данные, бесспорно, свидетельствуют о том, что с глубокой древности скот был частной собственностью. Например, Ф. Энгельс по этому поводу писал: «И несомненно… что на пороге достоверной истории мы уже всюду находим стада как обособленную собственность глав семей…» (Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т. 21, с. 58). Вследствие «обособленной собственности» «скот сделался товаром… приобрел функцию денег и служил деньгами уже на этой ступени» (там же, с. 60). Частная собственность на скот появилась уже в процессе формирования кочевничества. Таким образом, частная собственность на скот у кочевников существовала
Можно отметить и другие сферы взаимодействия кочевых и оседлых обществ, в частности взаимовлияние в области культуры. Мы, однако, остановимся только на одной. Уже к III в. до н. э. на территории Средней Азии складываются мощные кочевнические объединения усуней, юечжей, гуннов, кангюй, парнов. Несколько позднее начинается движение этих кочевых объединений в сторону оседлых оазисов. Возможно, что одной из причин этого было предшествующее греко-македонское завоевание, разорвавшее то единство оседлых и кочевых народов, о котором мы говорили выше. Результатом этого движения стала гибель власти греко-македонян в Парфиене (в середине III в. до н. э.) и в Бактрии и Согде (во второй половине II в. до н. э.). В конечном счете, в результате этих завоеваний возникли два могущественных государственных образования: Парфянское и Кушанское царства. На общественную структуру этих царств сам факт завоевания оказал определяющее воздействие.
Для суждения о проблеме аграрных отношений в Средней Азии исследуемой эпохи определенные материалы могут дать и наблюдения над системой расселения сельского населения. К сожалению, полностью раскопанные сельские поселения насчитываются буквально единицами. Другой трудностью в изучении этого вопроса является то, что, как правило, в каждой из областей Средней Азии насчитывается несколько типов сельских поселений, но в большинстве случаев разделение на типы является результатом только внешних наблюдений, без раскопок всех типов памятников. Поэтому выводы, построенные на базе таких наблюдений, могут носить только предварительный характер.
Уже в первой половине I тысячелетия до н. э. на территории большинства областей Средней Азии зафиксировано несколько типов сельских поселений, что, видимо, свидетельствует об усложнении социальной структуры общества, о появлении различных категорий сельского населения. Наиболее показательные материалы для этого времени дает Хорезм. На смену родовому поселению с расположенными в его пределах несколькими компактными группами теснящихся друг к другу домов (площадью 75-100 кв. м), предположительно населенными членами сильно разросшейся родовой общины (Итина М.А., 1963), появляются поселения трех типов (Воробьева М.Г., 1973, с. 218): 1) городища с компактной застройкой (например, Кюзелигыр); 2) рассредоточенные поселения различной величины (до 21 га) с относительно правильной линейной планировкой (один или два ряда домов и усадеб различной величины, вытянутых вдоль канала); 3) отдельно стоящие дома и усадьбы. Проблема историко-социологической интерпретации этого материала чрезвычайно сложна. Основное противоречие в истолковании этого материала следующее: как трактовать отдельно стоящие усадьбы, являющиеся составными элементами поселений второго типа? Согласно мнению М.Г. Воробьевой, они являются жилищами малых семей (Воробьева М.Г., 1970, с. 77–80). Этот тезис самым решительным образом оспаривает Е.Е. Неразик (Неразик Е.Е., 1976, с. 206 и сл.), доказывающая, что невозможно представить, чтобы в столь короткий исторический срок произошел переход от родовых поселков амирабадской культуры (IX–VIII вв. н. э.) к поселениям хозяйственно самостоятельных малых семей. На всем Востоке малые семьи появляются поздно. Распадение патриархальных домовых общин, как правило, происходит в результате очень далеко зашедшего процесса экономического и социального развития общества. В частности, И.М. Дьяконов пришел к выводу (на основании обобщения обширных материалов), что «малая семья становится правилом в товаропроизводящих рабовладельческих обществах» (Дьяконов И.М., 1963, с. 29). Трудно допустить, чтобы Хорезм уже в архаическую эпоху достиг этой стадии развития и обогнал в этом отношении многие общества Востока, у которых распад большесемейных общин происходил много позднее. Е.Е. Неразик считает, что, хотя выделение малых семей из крупных родственных групп и не исключается, вряд ли они могли стать основной единицей общества, и роль родовых групп типа авестийских нафа и нмана, больших патриархальных семей была в это время очень велика (Неразик Е.Е., 1976, с. 211).
В Бактрии в первой половине I тысячелетия до н. э. имелись населенные пункты, имевшие укрепленную центральную часть и несколько мелких сельских поселений вокруг. Одним из таких населенных пунктов был Кызылтепе, в окрестностях которого целиком
Более обширны материалы по сельским поселениям собственно античного времени. На материалах Северной Парфии выделяется четыре основных чипа сельских поселений (Пилипко В.Н., 1971; 1975): 1) укрепленная усадьба; 2) отдельно стоящий дом (домохозяйство); 3) поселение с компактной застройкой; 4) рассредоточенное поселение.
Широкому археологическому изучению подвергались только поселения последнего типа (Гарры-Кяриз). Близкая, с точки зрения типологии, картина существовала и в Бактрии (Юркевич Э.А., 1965; Ртвеладзе Э.В., 1974б), где также было археологически изучено только одно поселение (Аккурган), аналогичное по устройству парфянскому Гарры-Кяризу (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 17 и сл.).
Исследователи, изучавшие Гарры-Кяриз и Аккурган, пришли к выводу, что данные поселения представляли собой общинные поселки, состоявшие из нескольких жилищ, каждое из которых было занято большесемейной домашней общиной. Анализ материалов, полученных при раскопках, привел их к утверждению, что в большинстве случаев эти большесемейные общины были экономически самостоятельны и обладали достаточным благосостоянием. Представляется, что с этим можно согласиться, хотя никаких бесспорных материалов для вывода об общинном характере организации их жителей не имеется. Это пока никакими археологическими материалами не подтверждается.
В современной литературе считается общепринятым, что в течение первой половины I тысячелетия до н. э. на территории Средней Азии формируется классовое общество. Однако до сего времени продолжаются дискуссии относительно формационной принадлежности этих обществ. Согласно точке зрения, впервые высказанной С.П. Толстовым (Толстов С.П., 1938а, б) и М.Е. Массоном (Массон М.Е., 1938б; 1940а, б) и разделяемой большинством советских исследователей, древнейшие классовые общества Средней Азии имели рабовладельческий характер. Большинство же западных исследователей считают их феодальными. Сравнительно недавно с критикой концепции о рабовладельческой природе древних обществ Средней Азии выступил А.М. Беленицкий (Беленицкий А.М., 1970), однако его система аргументации не кажется убедительной.
Уже в Авесте, древнейшие части которой обрисовывают общество, находящееся на стадии разложения первобытнообщинного строя, появляются рабы, для обозначения которых пользуются терминами вира, вайса, париайтар (ИТН, т. I, с. 141). Во всяком случае нет сомнений, что в VIII–VII вв. до н. э. (время, которое в основном получило отражение в ранних частях Авесты) рабство было достаточно распространенным в Средней Азии институтом, хотя господствующей формой было домашнее рабство (Массон В.М., 1971, с. 37). Дальнейший толчок к развитию рабства, бесспорно, дало вхождение значительной части Средней Азии в состав рабовладельческой державы Ахеменидов. Еще более важную роль в этом отношении сыграли завоевания Александра Македонского, сопровождавшиеся массовым порабощением населения. Создание эллинистических государств, одним из важнейших элементов структуры которых были греческие полисы, неизбежно должно было иметь своим следствием дальнейшее развитие рабства в его классической форме, неотделимого от греческого полиса. Яркие доказательства этому дают документы из Суз, ставших греческим полисом в эллинистическое время (Кошеленко Г.А., Новиков С.В., 1979). Широкое распространение рабства в первые века н. э. не подлежит сомнению. Наибольшие материалы для суждения об этом дает Парфия (Периханян А.Г., 1952), но и хорезмские документы из Топрак-калы чрезвычайно показательны, ибо они свидетельствуют о значительной численности рабов в Хорезме позднеантичного времени (Лившиц В.А., 1971, с. 102 и сл.).
Однако признание того факта, что Средняя Азия в рассматриваемое время переживала рабовладельческий этап своего социально-экономического развития, может служить только началом в нашем исследовании, поскольку необходима более детальная характеристика. При всем своеобразии развития Средней Азии имеются некоторые общие черты, свойственные всем обществам рабовладельческой формации. Для нашей проблемы наиболее важным является то, что в современной советской литературе все большим признанием пользуется тезис относительно своеобразия социальной структуры рабовладельческого общества: наличие в ней не двух основных классов (рабов и рабовладельцев), а трех. Третьим основным классом рабовладельческого общества являются мелкие свободные производители (главным образом крестьяне) (Кузищин В.И., 1973а; Бонгард-Левин Г.М., 1973; Штаерман Е.М., 1974; Утченко С.Л., Дьяконов И.М., 1970).