Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии

Кошеленко Геннадий Андреевич

Следовательно, можно полагать, что основная часть земель в окрестностях Старой Нисы — земли категории «узбари» — принадлежали крестьянам-общинникам. По всей видимости, аналогичная картина наблюдалась и в кушанской Бактрии.

Если справедливы предположения, что поселения Гарры-Кяриз и Аккурган — общинные поселки, то необходимо будет признать, что они служат свидетельством отсутствия равенства внутри общины. На поселении имеются и большие хозяйства и менее крупные. Наличие клада в одном из домов Гарры-Кяриза подтверждает мысль о том, что определенная часть крестьян-общинников обладала значительными денежными средствами. Об этом же говорят и документы из Авромана: некоторые общинники лишаются части своих виноградников, а другие их приобретают. Наконец, могут служить подтверждением этому и некоторые из документов Нисы. Среди различных типов сборов там имеется сбор, называемый «от себя самого» или «от него самого». Сборы с земель этой категории идут от определенных поименно названных лиц, в том числе

и от весьма высокопоставленных («главного начальника конницы», «казначея» и т. п.), но также и от простых «виноградарей». Относительно этих сборов высказывались издателями документов два предположения: либо это добровольный взнос на нужды культа, либо арендная плата с арендаторов. И.М. Дьяконов и В.А. Лившиц больше склонялись к последнему предположению. Решительно его поддержал и В.М. Массон (Массон В.М., 1971, с. 71). Есть все основания согласиться с этим мнением. В таком случае можно предполагать, что какие-то участки царской земли брались как высокопоставленными представителями парфянской знати, так и рядовыми общинниками, обладавшими хозяйственными возможностями для обработки этих участков. В связи с этим представляется маловероятным определение категории «виноградарей» как издольщиков по принуждению или даже посаженных на землю рабов. (Дьяконов И.М., Лившиц В.А., 1960б, с. 19). Трудно допустить, чтобы под одним титулом пользовались землей и арендаторы — представители знати и издольщики по принуждению или даже посаженные на землю рабы. Более вероятным представляется, что в этих «виноградарях» надо видеть крестьян-общинников, обладающих возможностью возделать не только свой участок, но и арендованный у государства виноградник. Практическая возможность для этого создавалась, видимо, и самим фактом существования больших семей у крестьян, как и тем обстоятельством, что некоторые из них были достаточно состоятельны для того, чтобы приобрести рабов.

Документы из архива Топрак-калы позволяют выдвинуть такое предположение (Лившиц В.А., 1971, с. 102–103). В этом архиве найдено 14 списков «домов-семей», в состав которых включаются и рабы. Эти документы относятся к III в. н. э. и составлены, видимо, в результате переписи для учета податного мужского населения (в документах перечислены только имена мужчин, входивших в состав дома-семьи, причем определенного возраста — совершеннолетние, но не престарелые). Из этих Менисков только 5 сохранились достаточно удовлетворительно и дают представление о составе этих домохозяйств. В списке «дома Сарфарна» перечислено 15 взрослых мужчин: домовладыка, 2 его сына и 12 рабов, в том числе 8 рабов домовладыки и его сыновей (как и в других топрак-калинских списках рабы домовладыки и его сыновей даны одной группой, что, по-видимому, указывает на совместное владение ими) и 4 раба их жен. В «доме Гавишмара» насчитывается 21 мужчина: домовладыка, два сына, зять и 17 рабов, в том числе 12 рабов домовладыки и его сыновей (и зятя?), 2 раба их жен, 2 раба несовершеннолетних внуков и 1 раб детей наложниц домовладыки (имена самих детей наложниц в списке отсутствуют). Та же картина наблюдается и в двух других домах: «Харака» и «Ваваншира».

В.А. Лившиц считает, что в этих списках представлены весьма зажиточные семьи, хотя и не являющиеся знатными. От них несколько отличен список «дома Ширманака», в котором перечислено лишь четыре имени мужчин: домовладыки и трех рабов, в том числе один раб домовладыки, один его жены и один его матери. Этот документ, по мнению В.А. Лившица, отражает состав малой (индивидуальной) семьи, что доказывается и припиской к документу — «из нового выдела», т. е. выделившийся из большой семьи «дом».

Дома-семьи первого типа, бесспорно, обладали возможностями для того, чтобы в случае необходимости арендовать государственные земли.

Таким образом, можно думать, что община в Средней Азии античного времени уже не представляла собой коллектива примерно равных по имущественному положению сочленов. Наоборот, внутри общины достаточно отчетливо выделяется своя богатая верхушка, скупающая участки земли у обедневших сообщинников, арендующая царские земли, эксплуатирующая рабский труд. Мы не можем сказать, нашел ли этот процесс свое отражение и в формировании статусных различий внутри общины (как это, например, засвидетельствовано в ряде общин Малой Азии) или формально все члены общины оставались равными. Необходимо только отметить следующее: развитие процесса парцелляризации внутри общины (засвидетельствованное фактами продажи участков) и развитие рабства внутри общины. Но вместе с тем необходимо подчеркнуть, что с точки зрения общей социальной структуры общества даже самые богатые общинники принадлежали к сословию пелатов, т. е. зависимых, «тягловых» крестьян, обязанных уже в силу самого своего сословного статуса рядом повинностей в пользу господствующих слоев.

Формы эксплуатации крестьянства-пелатов определялись именно этим. Важнейшим из них было налогообложение в пользу государства, воплощенного в личности царя. Право верховной собственности царя на землю служило теоретическим обоснованием для установления различных категорий налогов. Хотя иногда в литературе указывается,

что налоги собирались только для общественно необходимых нужд, данное представление не кажется достаточно справедливым. Государство, являвшееся органом, служившим интересам господствующих слоев, бесспорно использовало налогообложение как одну из форм эксплуатации непосредственных производителей, в данном случае крестьян-общинников. Еще одна форма эксплуатации — собственность государства на все ирригационные сооружения или некоторые из них. Об этой форме имеется достаточно подробное сообщение у Геродота (Herod., III, 117) относительно реки Акес, на которой ахеменидские власти построили водохранилище и взимали (помимо обычной подати) «большие деньги за открытие шлюзов». Нет сомнений в том, что эта практика продолжалась и в более позднее время.

Необходимо остановиться еще на одном вопросе. Нисийские документы показывают, что некоторые земли категории «узбари» (т. е. общинные земли) находились «в руке» некоторых представителей аршакидской администрации: марзбана, сатрапа или дизпата (Дьяконов И.М., Лившиц В.А., 1960б, с. 18). Издатели полагали, что часть земли этой категории была выделена на содержание представителей царской администрации. А.Г. Периханян высказала другое предположение: эти земли были вверены надзору и, возможно, административной власти этих чиновников, которые за осуществляемый ими административно-фискальный контроль получали кормление (Периханян А.Г., 1973, с. 13). Нам представляется это объяснение не совсем удачным. Марзпан, сатрап или дизпат являлись чиновниками не с узкоограниченными функциями, а представителями верховной власти на определенной территории, и тем самым они осуществляли административный контроль над всеми «имениями» и «виноградниками», расположенными на подведомственной им территории. Видимо, более справедливым будет сближение этой практики с той, которая засвидетельствована в западных частях Селевкидского царства: царский чиновник получает право на налог (или его часть), собираемую с определенных населенных пунктов. В буржуазной литературе эту практику, как правило, считали свидетельством существования феодальных отношений в Малой Азии ахеменидского и селевкидского времени. Однако П. Бриан (Briant P., 1973, с. 93–133) показал, что ничего общего с феодализмом эта практика не имеет. Получатель этих прав не обладает ни собственностью на эти земли, ни какими-либо формами суверенитета над их населением, он даже не имеет права и возможности лично собирать с населения налог. Налог собирается представителями центральной администрации и только после этого поступает в руки держателя права на него. По всей видимости, именно эта практика зафиксирована и в нисийском архиве.

Однако необходимо иметь в виду следующее: сама эта практика создавала потенциальную возможность для возникновения личной зависимости, поскольку держателем права выступал представитель именно территориальной администрации, под контролем которого находились и те земли, налоги с которых шли на его содержание. Во-вторых, при ослаблении центральной власти в государстве у местных административных властей увеличивалась возможность проводить более самостоятельную политику, в том числе увеличивалась возможность и к усилению зависимости данных категорий крестьян.

Сама природа рабовладельческого общества и государства, ориентированного на внеэкономическое принуждение, несла в себе тенденцию к усилению эксплуатации крестьянства, что в свою очередь вызывало социальный протест с его стороны. К сожалению, мы очень мало информированы об этой стороне жизни народов Средней Азии. В числе самых ярких примеров борьбы народов Средней Азии с угнетателями являются восстания в Парфиене и Маргиане против власти Ахеменидов в 522 г. до н. э. Развернувшиеся в период острого внутреннего кризиса державы Ахеменидов эти восстания носили народный характер и представляли собой реакцию среднеазиатского крестьянства на усиление его эксплуатации после ахеменидского завоевания. Крайне показательны огромные цифры убитых в Маргиане после подавления восстания — 55 243, это указывает на то, что выступление было действительно народным (Струве В.В., 1949).

Народные массы, в первую очередь крестьянство, явились также и той силой, которая наиболее последовательно и бескомпромиссно боролась с греко-македонским завоеванием в эпоху Александра Македонского (подробнее см.: ИТН, т. I, с. 236–272).

Особой проблемой является история среднеазиатского города древней эпохи. К сожалению, для понимания характера его еще слишком мало материалов. Средняя Азия античной эпохи еще не обладает таким «эталонным» памятником, каким, например, для раннего средневековья является Пенджикент.

Отметим прежде всего, что не ясны критерии выделения города. Чаще всего исследователи используют один критерий — размеры поселения. В общем этот критерий, видимо, справедлив, ибо увеличение размеров поселения естественно ведет к усложнению его структуры. Однако не ясно, где может проходить граница между сельским поселением и поселением городским. Критерий величины сам требует определений и может быть правильно применен только в том случае, если достаточно хорошо известна внутренняя структура поселений различных типов.