Древние боги требуют жертв

Mori Mara

Естественный коридор заканчивался круглым залом, явно созданным руками человека. Здесь было светлее, чем в пещере – сквозь небольшое отверстие в потолке пробивался дневной свет, тусклый из-за тумана. Прямо под ним расположился своеобразный алтарь – монолитная плита из грубого камня, отличающегося по цвету от других пород, зеленоватая, вся в бледных прожилках. Сооружение венчала фигура, лишь смутно напоминающая человеческую.

Кирнан приблизилась, чтобы лучше осмотреть фигуру, и зажмурилась – что-то, отразившее отблески факела, на мгновение ослепило ее. Открыв глаза, она присмотрелась и поняла,

что именно обладало произведенным зеркальным эффектом.

Золото.

Золотые украшения, тут и там, явно принесенные в дар древнему каменному идолу.

«Золото – лучше магии. Золото – это власть. Золото – это Бог. Золото – это возможности.» – припомнила девушка слова Советника.

Она криво улыбнулась – сложно было поспорить. Вот только он несколько переоценил несметность сокровищ, таящихся здесь! Этих безделушек едва ли хватит, чтобы нанять одно приличное судно. Расхищение древнего святилища того не стоило.

Глупый старик, – разозлилась Кирнан и в порыве беспомощного гнева пнула камушек, попавшийся под ногу. Звук, с которым он откатился в сторону, гулким эхо отразился от стен пещеры, словно насмехаясь над неудачливой искательницей наживы.

Она приблизилась к статуе и потянулась, чтобы сорвать самое массивное ожерелье – грубой, неумелой выделки. Девушка собиралась вернуться в лодку и затолкать побрякушку поглубже в лживую пасть Советника. Он лишил ее последней надежды, да еще и посмеялся над ней!

Но, стоило пальцам Кирнан прикоснуться к прохладному металлу, в глазах у нее потемнело. Мрак вокруг сомкнулся, а холод пробрался под кожу. Ей казалось, что она падает в пропасть, и падение это длилось целую вечность.

Там, на дне этой бездны, был голос – неразборчивый, заунывный, словно заупокойный напев. Он пел песню на незнакомом языке, снова и снова повторяя одни и те же слова.

Кирнан очнулась от собственного крика, тысячей иголок пронзившего мозг. Она отдернула руку и испуганно прижала к груди.

Окружающему миру постепенно возвращалась четкость, но ощущения все еще казались смутными и размазанными, как после сна. Кирнан проморгалась, возвращая себе зрение, а после медленно подняла взгляд на каменного истукана и замерла.

В том месте, где она коснулась его, стерлась пыль, и проступил истинный материал, из которого он был сотворен. Статуя была золотой. Металл величественно переливался в подрагивающем свете факела.

А черный налет, скрывавший его сияние, так и остался на ее пальцах.

Глава вторая.

Годы жизни, проведенные в прибрежном южном городе, сделали Кирнан уязвимой к холоду. Она больше не радовалась снегу, всколыхнувшему в ее душе волну ностальгических чувств. Она ненавидела его.

Не помогали согреться ни теплое платье, ни шерстяной плащ, ни меховая накидка… Она куталась в слои одежд, но промозглый ветер все равно пробирался под них, заставляя содрогаться ее исхудавшее тело. Конечно, она успела немного набрать вес, но последствия голодной жизни по-прежнему давали о себе знать.

Поэтому девушка искренне обрадовалась, когда сэр Годвин предложил гостье своего замка принять ванну перед ужином.

Забравшись в горячую воду по самый подбородок, Кирнан ликовала, что в кои-то

веки ей оказали достойный прием, ведь возвращение на родную землю проходило не так гладко, как она рассчитывала.

Ее никто не ждал. Местные лорды без особого восторга восприняли появление дочери свергнутого короля. Много лет ее считали погибшей, потому в глазах большинства она была самозванкой, да и вассалов нового правителя вполне устраивало сложившееся положение дел. Армия заморских наемников у порога вынуждала лордов быть сдержаннее, озвучивая отказ принять ее сторону, но была недостаточно велика, чтобы впечатлить кого-то по-настоящему.

Годвин встретил ее теплее всех. Немудрено, ведь когда-то именно он был правой рукой короля и, возможно, пусть и не признавал открыто, но сохранил крупицу былых симпатий.

Впрочем, Советник ее надежд не разделял. Он беззастенчиво заявился к Кирнан, пока она принимала ванну, и, остановившись за резной деревянной ширмой, сухо напутствовал:

– Не расслабляйтесь, принцесса.

Девушка напряглась, но не от его слов, скорее от присутствия. И хоть она знала, что старик не может видеть ее, на всякий случай поглубже опустила в воду свою правую руку. Ей не хотелось, чтобы кто-то заметил появившиеся черные разводы на коже, потому она предпочла носить перчатки, и сейчас, обнаженная, оказалась застигнута врасплох.

– Отчего же? – взволнованно откликнулась Кирнан, – лорд Годвин всегда был верен отцу. Он не участвовал в заговоре.

– Возможно, – уклончиво продолжил Советник, – но у него нет причины быть верным вам, принцесса.

– Посмотрим, – упрямо возразила Кирнан.

Ее желание спорить со стариком казалось несколько наивным и детским, но она не могла отказать себе в такой приятной мелочи. И все же девушка решила прислушаться к его словам – пока Советник ни разу ее не обманул. Благодаря ему, она получила желанную эскадру боевых кораблей и смогла переплыть океан. Не одна, а с целым, пусть и небольшим, но воинством.

Лорд Годвин озаботился не только горячей ванной для гостьи, уставшей с дороги, но и платьем по последней моде, достойным царственной особы.

Подаренная одежда в самом деле была красивой, расшитой драгоценными камнями и золотыми нитями, да только Кирнан не привыкла к таким нарядам. Последние годы она носила безразмерные, грубые на ощупь тряпки, больше напоминающие мешки для сена, оттого, оказавшись затянутой в тугой корсет, шелк и бархат, чувствовала себя неуютно. Однако нашелся и небольшой плюс – в широких, цепляющихся за все рукавах можно было незаметно спрятать стилет.

Годвин сделал комплимент ее внешности, но слишком долго, подозрительно разглядывал ее перчатки.

Пожилой лорд вел отстраненно-светскую беседу, украдкой оценивая свою гостью со всех сторон – ее манеры, привычку держаться и говорить. Его расспросы о жизни за океаном не усыпили бдительность Кирнан – она знала, что проходит своеобразную проверку. И девушка изо всех сил старалась соответствовать, ничем себя не выдав.

Она умела вести себя, неплохо обращалась с хитроумными столовыми приборами, бывшими в быту у знати, хотя последние годы своей жизни питалась объедками. Она еще помнила, как это – быть дворянкой, а не жалкой оборванкой на паперти.