Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)
Шрифт:
Политико-дипломатические усилия и успехи Цинь на рубеже IV–III вв. и в начале III в. до н. э
Помимо Чжан И и братьев Су на политико-дипломатической арене в разных царствах действовали и иные представители уже весьма развившегося в то время искусства умело продуманной политики, дипломатической интриги. В первой главе упоминалось, что, когда Цинь, намереваясь напасть на Хань, попросило предоставить ему проход через Чжоу, политически окончательно утративший сколько-нибудь солидную значимость сын Неба Нань-ван оказался перед выбором: помочь Цинь — нажить врага в лице Хань, не сделать этого — получить могущественного недруга в лице Цинь. Учитывая эту сложность, его советник Ши Янь предложил разыграть комбинацию, суть которой сводилась к тому, чтобы ханьского вана заверить в том, что Цинь имеет союзника в лице соседней с ним восточночжоуской части домена. И если Хань, отдав часть своей территории восточночжоускому государственному
Правда, уже в первой главе высказывалось соображение по поводу того, что уловки такого рода часто были слишком прямолинейны, точнее, даже однолинейны, что они, как правило, не учитывали вариантов или принимали во внимание лишь очевидные альтернативы (согласится — будем действовать так-то, откажет — так-то), а это, логически рассуждая, должно было превращать их в ничто при любом ином повороте дела. Но как бы то ни было, накопившийся за века периода Чуньцю солидный опыт искусства политической интриги делал свои успешные шаги в новых условиях периода Чжаньго, причем именно эти шаги, постепенно обретая все больший простор для полезных новаций, легли со временем как в классические древнекитайские стратагемы, так и в теорию уже упоминавшейся военной хитрости, не утратившей своей роли и в наши дни. Вот один из конкретных примеров хитрого маневра в безнадежной на первый взгляд ситуации. Имеется в виду хорошо известная история с западночжоускими треножниками, которые на рубеже IV–III вв. интересовали уже многих.
Этот рассказ, помещенный в «Чжаньго-цэ», переведен на русский К.В. Васильевым (1968, с. 193–197) (см. также [Crump, 1970, фрагм. 20, с. 37–38]). Суть его сводится к тому, что царство Цинь, желая овладеть сосудами, подготовилось к нападению на Чжоу. Обеспокоенный этим чжоуский правитель прибег к совету Янь Люя, который предложил апеллировать за помощью к отдаленному царству Ци, обещав за это треножники ему. Ци послало на помощь большую армию, и Цинь отказалось от своего намерения. Но теперь Ци потребовало от сына Неба обещанных треножников. Тогда Янь Люй отправился в Ци и сказал правителю этого царства, что Чжоу очень благодарно за помощь и готово отдать Ци все девять священных треножников. Проблема лишь в том, что они очень тяжелы и поэтому неясно, как и по какой дороге их везти. Если через Лян (т. е. Вэй), то есть основания опасаться, что треножники там и останутся, ибо вэйский правитель давно хотел завладеть ими. То же самое, если везти через Чу. А ведь помимо прочего, треножники очень тяжелы. Нужны тысячи людей, чтобы перемещать их. Словом, циский правитель понял, что его просто надули, и прекратил разговор.
Этот рассказ, независимо от того, соответствует ли он реальности или выдуман, что далеко не исключено, ставит своей целью показать одну из форм ловких политико-дипломатических уверток, с помощью которых слабые гоударственные образования в жестокой борьбе сильных не только продолжали существовать, но и сохраняли свое достоинство. Это было очень важно, в частности, для домена сына Неба, но имело значение и для остальных. Правда, в конце Чжаньго таких возможностей для слабых царств оставалось все меньше. Они одно за другим теряли свои позиции и либо деградировали, либо уничтожались, о чем уже шла речь в первой главе. Но семеро сильных и после смерти Су Циня и Чжан И продолжали активно бороться друг с другом, прибегая время от времени к различным хитростям или сложным интригам. Больше всего в этом деле преуспели политики и дипломаты царства Цинь, причем в основном из числа пришлых ши, которым это царство обычно широко раскрывало двери.
Несколько биографических по своему характеру глав труда Сыма Цяня посвящено описанию этой борьбы как бы с позиции Цинь. В них говорится о циньских деятелях, а также о различных военных, политических и дипломатических взаимоотношениях Цинь с соседями. В ходе этих взаимоотношений сражения как таковые, даже самые жестокие и кровопролитные, описаны обычно очень немногословно, что весьма контрастирует с тем, как то было в текстах «Цзо-чжуань» по отношению к ряду знаменитых битв периода Чуньцю. Вообще из текстов Сыма Цяня и вторящих им рассказов «Чжаньго-цэ» создается вполне оправданное впечатление, что для читателей, интересующихся событиями периода Чжаньго, было гораздо важнее узнать не про детали и диспозиции сражений, не про подвиги и боевые успехи, а про то, каким образом те либо иные политики и военачальники умели сделать так, чтобы победа сама упала им в руки. Вот на это и стоит обратить специальное внимание.
В 71-й главе рассказывается о двух циньских военачальниках и ся-нах (они были сянами одновременно) Чу Ли-цзы и Гань Мао. Первый из них был братом циньского Хуэй-вана и лишь после того, как он сумел одержать ряд важных побед над соседями, включая сильных Чжао и Чу, ему было пожаловано владение и дан титул Янь-цзюня. При У-ване в 309 г. до н. э. он был назначен одним из двух сянов.
Мы можем воспринимать этот эпизод как отражение реальных событий, можем сомневаться в том, что поход на Пу вообще когда-либо был. Но существенно одно: тексты, на которые мы вынуждены опираться при описании политических событий, дипломатических ходов и, как завершение их, военных угроз и битв, делают акцент на политику и дипломатию, на умение выдвигать аргументы и привычку принимать их во внимание, тогда как сами военные действия — за редкими исключениями вроде страшного избиения циньским полководцем Бай Ци чжаоской армии под Чанпином — в них занимают явно второстепенное место. Это не значит, что им не придавалось должное значение. В конце концов именно сражениями чаще всего (хотя иногда и в результате умелой дипломатии) захватывались чужие территории и решалась судьба всей Поднебесной, особенно в III в. до н. э. Тем не менее на первое место в острой политической борьбе явно выходила дипломатия, тогда как война была лишь последним, пусть даже самым весомым аргументом.
Гань Мао принадлежал к числу странствующих ши и решил попытать счастья в Цинь. После ряда военных успехов, в том числе укрепления циньских позиций в Шу, он, вместе с Чу Ли-цзы, стал вторым циньским сяном. В 307 г. до н. э. он сумел захватить ханьский город Иян, уничтожив 60 тысяч вражеских воинов. Поражение заставило Хань заключить мир с Цинь, а когда ханьцам стало грозить Чу, они обратились к Цинь за помощью. Циньский Чжао-ван, чья мать была родом из Чу, колебался, но Гань Мао сумел настоять на том, чтобы идти на помощь Хань, так как в противном случае Чу и Хань усилиями ханьского сяна Гун Чжуна (Гун Шу) в конечном счете заключат мир и вместе с Вэй станут серьезной угрозой для Цинь. Правитель Цинь согласился с этими соображениями и выдвинул войска. Тогда чуские войска вернулись домой.
Итак, военная угроза была снята более дипломатическими и политическими, нежели собственно военными методами. Но далее в события вмешался родственник вдовствующей матери циньского Чжао-вана Сян Шоу, который теперь уже снова готовился напасть на Хань. Гун Шу прибег к помощи Су Дая. Су в довольно многословной беседе пытался восстановить Сян Шоу против Гань Мао, в чем и преуспел. В результате Гань Мао вынужден был бежать из Цинь в Ци, где он в свою очередь попросил помощи у Су Дая, направлявшегося в Цинь в качестве посла. Су Дай выполнил свое обещание, и Гань Мао пригласили возвратиться, прислав ему его печать сяна. Однако Гань Мао колебался, чем завоевал признание циского Минь-вана, сделавшего его своим сяном. Вскоре после этого Гань Мао умер, а Сян Шоу по рекомендации чуского вана сделали сяном в Цинь [Вяткин, т. VII, с. 145–150].
На первый взгляд вся глава — нагромождение планов и интриг, авторы которых пытаются переиграть друг друга. Но за этим хаотическим внешним антуражем проглядывают более или менее стройные линии достаточно четких планов, порой меняющихся в ходе и в зависимости от перемен в политической ситуации или в соотношении сил. Прослеживается наступательный характер политики Цинь. Все остальное оказывается в большей или меньшей зависимости от планов Цинь и успехов в их реализации.
Взглянем с этой точки зрения на другие главы. Глава 72 посвящена циньскому цзюню и сяну Жан-хоу (Вэй Жаню). Именно он способствовал в 307 г. до н. э. утверждению на циньском престоле Чжао-вана после смерти его брата У-вана, не имевшего сыновей. Мать нового правителя Сюань-тайхоу, чьим младшим братом был Жан-хоу, оказалась властной женщиной, и именно она взяла бразды правления в Цинь на некоторое время в свои руки. Она же назначила Жан-хоу сяном. Жан-хоу сделал командующим циньскими войсками Бай Ци, который проявил себя кровожадным военачальником уже в первом крупном столкновении с Хань и Вэй, когда— следуя уже принятой в Цинь практике уничтожать всю живую силу побежденных соперников — было обезглавлено 240 тысяч вражеских воинов. Затем последовала победа над Чу. В конечном счете именно за эти достижения Вэй Жань получил владение в Жан и княжеский титул, после чего стал именоваться Жан-хоу [Вяткин, т. VII, с. 153–154].