Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Васильев Леонид Сергеевич

Можно предположить, что часть произведенного либо привезенного казенными ремесленниками и торговцами продукта они продавали в лавках на рыночной площади. Но в период Чуньцю, как о том шла речь во втором томе, об этом прямых данных практически нет. На этот счет есть некоторые косвенные свидетельства, включая полулегендарное предание о том, что в юности частным торговцем был Гуань Чжун. Известно, что нечто подобное мелкой торговле существовало (торговали же чем-то лавки на рыночной площади— косвенно об этом свидетельствуют сентенции насчет того, что в Ци влиятельный клан Чэнь продавал лес, рыбу и соль по их себестоимости, дабы снискать популярность и обрести сторонников), но объем торговли скорее всего был еще очень

незначительным. Кроме того, чаще всего использовалась, насколько можно судить, меновая форма торговли. Во всяком случае, упоминаний о деньгах в аутентичных текстах почти нет, да и археологические данные позволяют полагать, что монетное обращение в то время было крайне незначительным.

Все стало быстро и разительно изменяться на рубеже периодов Чуньцю и Чжаньго. Города в результате ослабления власти правителей и упадка роли наследственной аристократии, а также по мере увеличения значения чиновничьей бюрократии, находившейся на службе у новых и укрепивших свою власть правителей, стали превращаться из центров клановых уделов либо кормлений в рыночные центры, в достаточно независимые и игравшие все более и более важную экономическую роль места, сосредоточения бурно развивающихся в рамках нарождавшегося частнособственнического хозяйства ремесла и торговли. Это означало, что чжоуский Китай, пусть достаточно поздно по сравнению с другими ранними государствами Востока, в середине I тысячелетия до н. э. вступил в фазу энергичной приватизации.

Но процесс приватизации, проявивший себя прежде всего в городах, затронул и деревню. Он стал всеобщим. Частная собственность, еще недавно не имевшая самодовлеющего статуса, даже бывшая практически целиком подконтрольной властям, стала быстро распространяться как среди правящих верхов, так и горожан и крестьян. Процесс приватизации в чжоуском Китае реально ощущался уже в конце периода Чуньцю. Его проявления наиболее очевидны на примере общинной деревни, где шла нуклеаризация семьи с выделением семейных дворов-домохозяйств.

В записях «Цзо-чжуань» можно найти данные о пожалованиях уже не целых деревень, что прежде было нормой, а некоего числа таких домохозяйств с принадлежащими им полями (т. е. права на сбор налогов с определенного количества семейных участков земли). Известно, что в царстве Лy в первой половине VI в. до н. э., вскоре после реформ, общинные деревни исчислялись определенным количеством дворов. Например, в 574 г. до н. э., по данным «Цзо-чжуань», цискому аристократу Бао, поступившему на службу в один из луских уделов, было пожаловано в кормление 100 дворов (17-й год Чэн-гуна [Legge, т. V, с. 401]).

С начала периода Чжаньго о домохозяйствах говорится в источниках достаточно часто. Можно напомнить, что во владении Мэнчан-цзюня их насчитывалось десять тысяч [Сыма Цянь, гл. 75; Вяткин, т. VII, с. 180]. О том, что имеются в виду домохозяйства малой нукле-арной семьи, свидетельствуют рассуждения вэйского министра Ли Куя (Ли Кэ, рубеж V–IV вв. до н. э.) и его расчеты в связи с разумным использованием урожая в 150 мешков-даней зерна с крестьянского надела в 100 му. Расчет делался на семью из пяти человек, причем после вычета необходимых для питания этой семьи 90 даней остальные 45 (15 шли на уплату налога) предполагалось продать по 30 монет за дань с тем, чтобы купить для всех пятерых одежду и иметь средства для других необходимых расходов, в частности, на ритуально-обрядовые нужды [Цянь Хань-шу, гл. 24, с. 1457].

Расчеты Ли Куя интересны не столько своей усредненной арифметикой (цифры явно округлены и приблизительны), сколько самим фактом их существования: зерно с семейного поля обычно предназначено для семьи в пять человек, а излишки его продаются на рынке за деньги, на которые семья может приобрести необходимую ей одежду. Иными словами, приватизация

в период Чжаньго привела к появлению развитых рыночных и товарно-денежных отношений. Не только город, где существовал рынок как таковой, но и деревня могла ориентироваться на товарный обмен. К слову, в этом тексте (к сожалению, неаутентичном) едва ли не впервые говорится о продаже на рубеже V–IV вв. до н. э. деревенского зерна в городе с целью купить на вырученные деньги одежду, изготовленную городскими ремесленниками.

Деньги, т. е. монеты, о которых упомянуто в расчете, были в то время нескольких типов— круглые с отверстием посредине, квадратные, а также в форме ножа с отверстием на рукояти и в виде лопатки-заступа с двузубой рабочей частью [Ян Куань, 1955, рис. 4]. Изготовлялись они из меди или бронзы, иногда даже из золота (как правило, небольшие плиточки овальной формы) и всегда сопровождались легендой из одно-го-двух знаков. Использовались круглые медные монеты чаще всего в виде связок. Кроме монет о развитии товарно-денежных и торговых отношений говорит наличие весов, в том числе достаточно точных, с большим набором гирь-разновесов [Ян Куань, 1955, рис. 20].

В обращении находились обычно простые медные монеты. Много стоившие и высоко ценившиеся золотые употреблялись значительно реже, в основном во взаимоотношениях между людьми высокопоставленными и богатыми. В 65-й главе труда Сыма Цяня упоминается о скачках на лошадях в царстве Ци с призом в тысячу золотых, а также о том, что семья У Ци обладала тысячью золотых в IV в. до н. э. [Вяткин, т. VII, с. 50–52] ^[103] . А в 68-й главе рассказывается, как реформатор Шан Ян приказал выдать награду в пятьдесят цзиней золота тому, кто перенесет столб с одного места на другое [там же, с. 88]. Таких упоминаний о пожаловании или подкупе, измеряемых порой сотнями и тысячами цзиней золота (100 цзиней равнялись примерно 50 кг) в рассказах Сыма Цяня, касающихся периода Чжаньго, довольно много. Встречаются они и в иных источниках. Но это свидетельствует не столько о широком хождении золота в качестве монеты и просто металла, сколько об использовании его как мерила стоимости.

103

¹¹ Скорее всего здесь речь идет о том, что семья У Ци обладала имуществом стоимостью в тысячу золотых.

В 75-й главе о Мэнчан-цзюне, отец которого был младшим братом правителя и первым министром в царстве Ци, подчеркивается, что богатство его дома исчисляется десятками тысяч золотых [там же, с. 174]. О богатствах стоимостью в тысячи и десятки тысяч золотых немало сказано в 129-й главе труда Сыма Цяня. В главе «Ле Юй-коу» трактата «Чжуан-цзы» идет речь о некоем Чжу Пин-мане, который по неясной причине «лишился всего семейного богатства стоимостью в тысячу золотых» [Чжуан-цзы, с. 211; Малявин, 1985, с. 271]. Ян Куань приводит в своей книге еще несколько подобных примеров [Ян Куань, 1955, с. 55].

Стоит заметить, что приватизация, рыночное хозяйство и развитие товарно-денежных отношений способствовали заметному расслоению прежде одинаковых не столько по своему статусу, сколько по уровню жизни простолюдинов, особенно жителей городов. О существовании богачей из числа простолюдинов можно косвенно судить по некоторым данным из текстов конца Чуньцю. В частности, как о том уже шла речь во втором томе, есть основания предполагать, что в категории сяо-жэнь, противопоставленной благородным цзюнь-цзы, Конфуций видел разбогатевших нуворишей — тех, кто заботится лишь о выгоде.