Дрейфус... Ателье. Свободная зона
Шрифт:
Симон (рычит). Это что еще за дрянь?
Мори (садится на кровати и размахивает палкой). Кто там?
Симон (направляет фонарь на Мори). А вы что здесь делаете?
Мори. Разговорчики! Я здесь у себя дома! (Прикрывает рукой глаза.) Уберите свет.
Симон. Где они?
Мори. В Лиможе.
Симон. В Лиможе?
Мори.
Симон. А Рири?
Мори. У меня есть колбаса.
Ну, вы теперь герой? Вы освободили Тулузу?
Симон (продолжает есть). Ничего я не освобождал. Они решили, что я слишком стар для перестрелок. Никогда в жизни я не пришивал столько пуговиц и не чистил столько картошки! Война — дело молодое.
Мори. И не только война, говорят.
Симон (кивает и повторяет). И не только война. (Пауза.) Почему мы так тихо говорим?
Мори. Правда, почему? Наверное, нет причин орать.
Симон(кладет в сторону хлеб, встает, прислушивается и шепчет). Вы меня обманываете? Они там, там! Лея! (Идет к соседней комнате, но Мори торопливо преграждает ему дорогу. Симон останавливается. Он удивлен и взволнован.) Что здесь происходит?
Мори. Я вам расскажу…
Симон. Что расскажете?
Мори. Ничего. Я вам объясню, и все тут. Когда ваши дамы уехали, здесь, знаете ли, стало как-то пусто. А потом мы с невесткой перестали ладить друг с другом, можно и так сказать, из-за ее мужа, моего сына. Он вот-вот вернется, это вскружило ей башку, и она чокнулась. Тогда я и решил вернуться в свою нору. Когда у тебя завелся еж, самое лучшее — не садиться на него, так ведь?
Симон (прислушивается и показывает на соседнюю комнату). Там кто-то спит!
Мори. Я же вам объясняю… Слушайте. Вот. Когда я остался здесь один, совсем один, я не вынес этого одиночества. А тут как раз у партизан оказались пленные, которых надо было пристроить у надежных людей. Я сходил в мэрию и взял у них одного, вот.
Симон (после паузы). Не понимаю.
Мори. И понимать нечего.
Симон. Там что, немец?
Мори (как будто пытается сдержать смех). Вот именно. (Молчание.
Симон. Он плачет?
Мори. Вот именно. У него нет известий от родителей, если я правильно понял.
Симон. Надо же…
Мори. Он думает, что их расквасило бомбой.
Симон. И из-за этого он плачет?
Мори. Вчера вечером, да, точно, вчера, я употребил радикальное средство — дал ему большую дозу, такую, что он под стол свалился. Я и сам, должен признаться… (Хватается за голову. Симон заряжает ружье и идет прямо к двери, то есть на Мори. Тот остается стоять в дверном проеме, держась за косяк и не желая уступать дорогу.) Чего вам там нужно?
Симон. Сделать так, чтобы он больше не плакал.
Мори (выпрямляясь). Осторожно, это мой пленный, слышите, мой! Партизаны мне его доверили!
Симон. У меня тоже есть универсальное лекарство, только действует оно по-другому. Посторонитесь, Мори, будьте любезны.
Мори. Никогда, никогда, тебе сначала придется прихлопнуть меня.
Симон. Ну и что? У меня патронов много. В конце концов, я научился пользоваться этой штукой, я даже умею ее перезаряжать.
Мори. Нет, вы определенно свихнулись!
Симон. Я стал нормальным, а вот вы устарели, опоздали на целую войну. Жизнью больше — жизнью меньше, какое до этого дело нам, остальным? Пленные, честь, гостеприимство — с этим покончено! Сначала убивают женщин, детей, стариков, калек!
Мори (перебивает его). Не в моем доме, не в моем доме!
Симон. И в твоем доме, и везде! Бог по своей необъятной и слепой доброте решил, что, пока эта заваруха не кончилась, он может предоставить мне маленькую возможность, такую скромную и семейную возможность стать полноценным человеком. А ну, отойди, герой великой войны, это война для штатских, а не для солдат.
Мори. Ах ты, сукин сын! Я тебе покажу! (Хватает дуло руками и кричит, прижимая его к груди.) Ну, давай! Стреляй!
Симон (стараясь освободить ружье). Отпустите, отпустите, вам говорю!