Дрожь земли
Шрифт:
Заслышав сигнал, рыцарь в один прыжок выскочил из жерла шахты (нехило же он накачал себя мускульными усилителями!), а я, дабы он не сбился с курса, выставил ориентир – зажег Динарин резачок и поднял его над головой. Несколько прожекторных лучей сразу же метнулись с небес к возникшему на спине Жнеца человеку. Но он шпарил по ней длинными, стремительными скачками, и когда гарпии открыли по нему огонь, бегун отмахал уже больше половины дистанции.
Когда же другие растревоженные авиаботы направили на Ипата прожекторы и пошли на снижение, тот преодолел оставшееся до меня расстояние и юркнул в шахту, ухватившись за предварительно натертые
Гарпий над нами скопилось видимо-невидимо, но наш прогноз оправдался: расстреливать генераторную вентиляцию они не рискнули. Наоборот, сами того не желая, оказали нам услугу, озарив колодец своими прожекторами. Осмотрев в ярком свете себя и принесенный им арсенал, Ипат пришел к выводу, что короткая пробежка под пулеметным огнем не обошлась для него без последствий. Одна вражеская пуля зацепила-таки мнемотехника. Она угодила ему в правое предплечье и, прострелив мышцы насквозь, заодно повредила армган. Соратник, скривив лицо, пошевелил пострадавшей конечностью, но вместо того, чтобы избавиться от вышедшего из строя оружия, лишь потуже стянул крепления, что удерживали его на руке.
– Некогда сейчас раны зализывать, а это замедлит кровотечение, – пояснил узловик смысл своих манипуляций. – Да и на армгане поврежден лишь ограничительный блок, а батарея и все остальное цело. Легко отделался. Могло быть гораздо хуже… А ты, кстати, молоток. Лихо со скоргами разобрался.
– Да уж, – проворчал я и невольно передернул плечами – слишком свежи были воспоминания о чесоточной битве. После чего поглядел на капающую с Ипатова предплечья кровь и с сомнением заметил: – Я бы не назвал твою дырку пустяковой. Как ты собираешься карабкаться по колодцу с одной рукой?
– Запросто, – ответил мнемотехник и в качестве доказательства демонстративно сжал и разжал кулак простреленной руки. – Я не затем в себя столько «нанодряни» впрыснул, чтобы идти на попятную после пары жалких царапин!
– Ну, как знаешь, – не стал спорить я и, протянув руку, потребовал: – Тогда давай сюда трос – лучше я сам его привяжу. А то не ровен час, еще уронишь, а второго такого у нас нет…
Этот вентилятор пришлось «убивать» из моего кольта. «Карташ» мы оставили Динаре и Жорику, а прочее наше оружие было слишком мощным, чтобы использовать его в тесном пространстве. И пока останавливались лопасти, мы успели спуститься к этой преграде – последней, что отделяла нас от генераторного отсека.
Напичканные в Ипата импланты и инъекции не подвели – он добрался до нижнего выхода без посторонней помощи и практически одновременно со мной. Вентилятор, который я взялся не мешкая вырезать, загораживал обзор, но внизу под нами уже отчетливо виднелось какое-то копошение. Что ж, ничего странного. После наделанного нами шума мы и не рассчитывали проникнуть сюда тайком.
– Проклятье! – выругался Ипат, когда мне оставалось разобраться с последним вентиляторным креплением.
– В чем дело? – спросил я, не отрываясь от работы. Луч резака начинал слабеть, и я из кожи вон лез, торопясь завершить дело до того, как Динарин подарок перестанет функционировать.
– Давай, режь – сейчас сам все поймешь! – уклончиво бросил он, не став тратить силы, рассказывая о проблеме, которую я так и так увижу через минуту собственными глазами.
Вышибив крыльчатку ногой, я склонился над проходом,
Размеры генераторного отсека!
По сравнению с центром связи он был многократно огромнее. Примерно во столько раз, во сколько большая университетская аудитория отличается от класса сельской школы. Вся кормовая часть Жнеца – или примерно четверть всего его внутреннего пространства, – была отведена под генератор. У этой корпусной полости даже имелся свой отдельный, внутренний каркас. А толщина ее брони, сквозь которую мы сюда просочились, составляла уже не стандартные три метра, а значительно больше.
И все бы ничего, но я и Ипат находились под самым сводом огромного зала, а длины нашего троса хватало, чтобы спуститься максимум на треть его высоты. Иных же пригодных для спуска приспособлений – кронштейнов, кабелей, распорок или каркасных перемычек, – на потолке не наблюдалось. Он был таким, каким и положено быть обычной стальной плите – совершенно голым и ровным.
Однако прежде чем настала моя очередь браниться, я увидел еще кое-какие вещи, которые также нельзя было оставить без внимания. Первая – это, безусловно, объект, из-за какого мы сюда пожаловали, – генератор. Сказать по правде, я представлял его не таким. Ну, там, знаете: ротор, статор и все такое… В двигателе Жнеца не имелось подвижных деталей. По крайней мере сверху я их не заметил. В одном лишь предчувствия меня не обманули: без трофейных «Сердец зверя» здесь не обошлось. Если не все они, то по крайней мере большая их часть была использована при сооружении генератора и ныне являлась его неотъемлемым компонентом.
Пожалуй, не менее трех или четырех тысяч вышеназванных артефактов располагались в пространстве, образуя большую – около десятка метров в диаметре – сферу. Поддерживалась такая сложная и упорядоченная конструкция за счет тонких полупрозрачных волокон. Они опутывали «Сердца» густой сетью и соединяли их между собой. Из миллионов этих же нитей была сделана опора, которая удерживала сферу над полом на высоте человеческого роста. Волокна попросту сплетались в похожую на ствол дерева колонну, а у самого пола вновь расплетались и все до единого врастали в дно Жнеца, подобно опять-таки древесным корням.
И врастали более чем основательно. Сверху было хорошо видно, как вонзающиеся в металл нити расходятся от генератора во все стороны, распадаясь на отдельные жилки. Те, в свою очередь, уходили все глубже в корпус, вероятно, продолжая делиться и удлиняться внутри него. Как долго, можно лишь догадываться. Но учитывая, с какой легкостью они преодолели сопротивление стальной «почвы», я бы не удивился, прорасти волокна сквозь всего «миротворца», до самой его вершины, а также включая раму и колеса…
Стоп!
Образ пронизанного мириадами нитей биомеха возник у меня перед глазами столь отчетливо, что я даже вздрогнул. Но не потому что испугался, нет; сейчас я боялся не своих фантазий, а того, что творилось вокруг нас наяву. Просто эта воображаемая композиция до боли напомнила мне другую картину… а точнее, фотоснимок, который мне доводилось видеть шесть лет назад. Видеть чуть ли не ежедневно, на протяжении почти года. Того самого года, который я провел в охраняемой палате госпиталя имени Бурденко после того, как вернулся из Пятизонья, зараженный неизвестным науке энергетическим паразитом…