Дрожь земли

Глушков Роман Анатольевич

Я, конечно, ничего не имел против такого равнодушия ко мне со стороны гарпий. И почти догадывался, чем оно вызвано. Треск! Я не пробежал и полпути между вентиляционными каналами, а эти звуки усилились настолько, что стали напоминать не ледоход, а крошащийся от вершины до основания ледник. Мне стоило немалых усилий воли улепетывать, не оглядываясь, но игнорирующие меня авиаботы малость притупили мой страх. После чего во мне тут же взыграло закономерное любопытство. И я уже не мог удержаться от искушения хотя бы одним глазком увидеть, что за трескучую аномалию породила наша диверсия.

Как

должны взорваться разом несколько тысяч «Сердец зверя», я себе примерно представлял. Но обстрелянная Ипатом гора артефактов оказалась не столь предсказуемой. В чем явно следовало винить не ее, а систему, которая связывала между собой «Сердца» и служила материалом для двигателя Жнеца. Разумеется, я имею в виду те самые семь полупрозрачных глыб и сеть волокон, что из них произрастала.

Что же еще, как не эта пронизавшая исполина загадочная дрянь, вызывало такой треск? Не знай я, откуда он исходит, мог бы подумать, что сам Всевышний, отчаявшись изменить мир к лучшему, осерчал и взялся со злости раздирать на лоскуты небо и Землю. Воистину, если подобный конец света действительно когда-нибудь разразится, он будет звучать только так и не иначе.

Первое, что я узрел, когда оглянулся, был мощный столп света. Он бил из генераторной вентиляции в небеса и упирался в нависшие над нами тучи. И не просто отбрасывал на них яркое пятно, а заставлял те сиять вокруг него в радиусе порядка полукилометра. Но, пожалуй, главным чудом была не масштабная иллюминация, а фосфоресцирующий снег, что густыми хлопьями валил из светового небесного круга и вот-вот должен был накрыть собой Жнеца. Очевидно, этих странных осадков и испугались гарпии, разлетающиеся в панике прочь от них и от «миротворца».

Зрелище завораживало не только размахом, но и своей откровенно «рождественской» неуместностью, пусть даже в Крыму погода порой преподносила и не такие сюпризы. Впрочем, самое любопытное ожидало меня впереди, когда я смекнул, что светящиеся хлопья – не снег, а сгустки непонятной полупрозрачной материи. Они не падали, а вращались вокруг луча, будто кружащая в небе огромная стая белых птиц. Я был чересчур взбудоражен и напуган, чтобы дать этому явлению хотя бы мало-мальски разумное объяснение. И потому лишь стоял и таращился на него, не в состоянии предсказать, чем оно для меня обернется: благом, гибелью или ничем особенным.

А затем сквозь броню генераторного отсека – то есть практически из всей кормовой части биомеха – наружу прорвались сотни подобных, но более мелких лучей и лучиков. Похожий эффект можно наблюдать в джунглях или густом лесу, когда выглядывающее из-за туч солнце вдруг пробивается через листву множеством ярких световых стрел. Треск при этом участился и перерос в душераздирающий рев – так, словно каждый кубический сантиметр оболочки Жнеца раскалывался на кусочки, а те в свою очередь крошились на еще более мелкие фрагменты. Чудилось, будто вместо генератора в его утробе зарождалось маленькое солнце. Только излучало оно не тепло, а лютый холод, от которого стальное тело движущегося исполина не плавилось, а ломалось как стекло.

Фосфоресцирующие хлопья взвились и закружились таким плотным вихрем, что он затмил не только мелкие лучи, но и центральную фигуру композиции – световой

столп. И эта масштабная круговерть разыгралась практически рядом со мной.

Нет, я вовсе не собирался бежать. Разгоревшееся во мне любопытство удерживало от этого и заставляло досмотреть светопреставление до конца. Причем не важно, чьего конца, – шоу или моего. Оба этих вероятных события вряд ли были отделимы друг от друга. Я лишь попятился, но вместо того, чтобы сделать несколько шагов и остановиться, вдруг взял и, резко оторвавшись от Жнеца, полетел спиной вперед, словно выпущенный из пращи камень.

Парадоксально, но факт: именно благодаря тому, что отрыв был сильным, а полет продлился несколько секунд, я умудрился избежать травм при последующем падении на броню. Этого времени вполне хватило, чтобы развернуться в воздухе и приземлиться аккурат на полусогнутые ноги. После чего сделать несколько перекатов подряд и благополучно остановиться, отделавшись лишь парочкой ушибов и ссадин. Болезненных, но, по шкале моего личного дерьмометра, относящихся к категории «поморщиться, грязно выругаться и забыть».

О том, что послужило причиной моей вынужденной акробатики, я в принципе догадался еще до того, как приземлился. Всему виной была резкая остановка разогнавшейся махины, чей двигатель претерпевал сейчас разрушительные метаморфозы.

Пока я кувыркался, на корме что-то ослепительно сверкнуло и погасло. И когда мне посчастливилось наконец обрести равновесие, Жнец уже стоял как вкопанный. Вернее, он и был теперь вкопанным. При экстренном торможении колосс зарылся в землю почти до самого брюха и наворотил перед собой внушительный курган из глины и камней.

Корма, которая еще полминуты назад сверкала лучами и трещала не переставая, исчезла. Не развалилась по швам, не расплавилась и не рассыпалась в крошево, а именно исчезла. Так, будто некий еще более исполинский биомех поймал Жнеца за задницу и начисто оттяпал ее, укоротив корпус жертвы на целую четверть.

Я глядел во все глаза и хоть уже до смерти устал сегодня удивляться, все равно с трудом верил увиденному. Задние колеса монстра отныне не являлись его частью, а стояли отдельно одно от другого на расстоянии, равном ширине отсутствующей кормы. В центре каждого колеса – там, где прежде они крепились к осям, – зияли сквозные дыры со странными, как будто и впрямь обкусанными краями. Оси, иные детали трансмиссии, рама, к которой она крепилась, и защищавшая все это броня испарились…

…Нет, все же не бесследно. Но следами этими были не обломки, а видневшиеся на металле отметины. Они располагались по всей кромке поперечного среза, образовавшегося на корпусе после исчезновения его тылового фрагмента. Характер повреждений был идентичен тем, что наблюдались на колесах. Такую «бахрому» и впрямь могла бы оставить после себя гигантская пасть с очень мелкими зубами, способными пройти сквозь шестиметровую броню, как иглы сквозь ткань. И не только через одну броню, но и перекусить заодно каркас и днище – тоже, надо заметить, устойчивые к любым разрушениям. Лишь передняя стена отсека – та, что наглухо отрезала его от остальной утробы монстра, – осталась неповрежденной. Но и она хранила на себе следы укусов дьявольской пасти.