Другая другая Россия
Шрифт:
— Для любимой тещи, — уточняет он.
Таня выясняет, что теща — активная и любит все оригинальное и «желтенькое». Для любимой тещи собирается букет из подсолнухов с яблочками из папье-маше. Молодой человек смотрит на букет умильно, словно он и есть цветочное воплощение тещи. Осторожно принимает его из Таниных рук, будто не верит, что счастье нести этот букет выпало именно ему.
— Сначала надо реакцию человека проверить, узнать, как он к теще относится, — шепчет Таня, когда клиент, расплывшись в сентиментальности,
— Девушки! Быстро-быстро! — в салон вносится еще один молодой человек, чуть не сбивая того, что с подсолнечным букетом. — Она уходит! Быстрее же!
Оглядываюсь по сторонам, в поисках той, которая уходит, и кого мы, видимо, должны поймать.
— Розу, давайте же розу! — кудахчет молодой человек. — С девушкой хочу познакомиться. Вон она — пошла-пошла.
— Какую розу? — спокойно спрашивает Таня.
— Да самую дешевую!
Таня достает розу из вазы с отходами — пожухшими, не купленными в срок цветами. Он хватает розу, быстро расплачивается и убегает за незнакомкой.
Я гляжу ему в след и, кажется, у меня на лице впервые за два дня — неподдельно умильное выражение. Пальцами прикасаюсь к головкам роз, стоящим в вазах с отходами. Мы только что спасли одну из них. Они открытые, влажные и нежные, хочется, наклониться и поцеловать их в самое сердце. Цветы — это поцелуй. Недолгий, но живой и настоящий. И не стоит расстраиваться, что они быстро вянут. Поцелуи ведь тоже нельзя законсервировать и хранить всю жизнь.
— Может быть, они будут жить долго и счастливо. И мы им в этом помогли, — довольно говорю я, имея в виду молодого человека.
— Да, кайф, — соглашается Таня. — Один мужчина мне знаешь, что сказал? «Ты не представляешь, какая у тебя работа! Ты людям такое щ-щастье приносишь», — шипит она, расчувствовавшись, и снова напоминает мне змейку танцующую под дудку.
Весь день я кручу салал, радостно, как мантру, напевая про себя: «Цветы — это поцелуй». Таня мастерит каркасы для свадебных букетов. Она обещает, что завтра я буду крутить розы из остатков. Настроение у нас у обеих приподнятое, скоро — Новый год. И оно не портится, даже когда в салон входит печальный мужчина, словно дымкой серости с улицы, окутанный своей грустью.
— День сурка… Серые будни. Все — одно и то же… — грустно говорит он и, купив три тюльпана, уходит.
Наше настроение не портится даже после того, как в салон вплывают две женщины, в которых Таня с первого взгляда опознает «а-ля-бабусенций» и «вымогучих». А-ля-бабусенции в несвежих норках брезгливо оглядывают сначала меня и мой салал, потом Таню, весь салон и, наконец, холодильник.
— Это что? — спрашивает одна, наклоняется над фиолетовой орхидеей, хватает ее лепестки двумя пальцами и отдергивает, как от таракана. — Все несвежее, — заявляет она.
— Вчера только была поставка. Все очень свежее, — говорю я.
Женщины загружаются в холодильник и щипают головки цветов так, словно те им что-то сделали. Брезгливо морщатся.
— Троганье переходит в наглость, — мне на ухо говорит Таня и решительно идет к холодильнику.
— Почему у вас все цветы — зачищенные? — басцом спрашивает одна из женщин.
— Во-первых, это для цветка хорошо, потому что гниение начинается с листвы, — нейтрально отвечает Таня. — Во-вторых, если вы вынете незачищенную розу из вазы, вам на ноги польется с листвы вода.
Женщина вынимает розу из вазы, сбрызгивает воду со стебля себе на ноги и победоносно смотрит на Таню.
— Вы не на меня смотрите, а на розы, — говорит та. — Я ведь вас не заставляю ничего покупать.
Женщины еще минут пятнадцать трогают и морщатся. Уходят, купив пять роз. На прощание одна из них оборачивается и обиженно говорит:
— А вам, юные дамы, хочу сказать, что мой сын всегда покупает цветы на дороге, и там они — незачищенные…
— Наговнились и ушли, — резюмирует Таня. — А мне еще восемь часов на ногах стоять. А давай помоем после них полы?
— А давай! — соглашаюсь слишком поспешно — полы мою я. Ну… я ж тут — подмастерье.
Настроение стабильно держится на отметке плюс даже после того, как нас «вымогают» дважды за день. Сначала девушка и парень. Ей нравится лук, ему — розы. Таня говорит, что почему-то многие мужчины зациклены на розе, им кажется, что она — королева цветочного мира, а есть еще множество прекрасных цветов.
— Если ты так, то мне не нужен твой букет, — визгливо говорит девушка, раненная в самое сердце своей оригинальности.
— Как я?! Ну, как я?! — с надрывом великого мученика спрашивает парень.
— Я тебе говорю, что лук — это стильно и ори-ги-наль-но!
— И, вообще, здесь дорого! Пошли отсюда! — срывается он, не выдержав мучений.
— Ты можешь идти, тебя никто не держит! А я останусь здесь, и сама куплю себе лук!
— Ну, и оставайся со своим… луком!
Пока я испуганно слежу за сценой, прикрывшись пучком салала, Таня быстро скользит к проходу, гибко обходя девушку, вцепившуюся в лук, и мягко преграждает дорогу молодому человеку.
— А давайте и розы, и лук, — ласково говорит она. — И по цене вас устроит, вот увидите.
— Тогда бордовые… — нахохлившись, отвечает молодой человек и возвращается.
Таня в пять минут собирает букет из лука и бордовых роз.
— Всегда же можно прийти к компромиссу, — тихо говорит она, когда парень и девушка, взявшись за руки, выходят из салона.
— А вот так еще повернитесь… Ага… А теперь влево. Влево, пожалуйста. И головками покажите? Угу… Да… А теперь вправо. Да-да, вот так…