Другие места

Фробениус Николай

– Тебе это неприятно?

Я кивнул.

Она встала и взяла из ящика чайную ложку. Точным движением выудила из чая кусочек печенья.

– Ты уверен, что все в порядке?

– Проснулся и больше не смог заснуть. Вот и все.

– Обычно ты спишь как дитя.

– Может быть, виновато вчерашнее пиво?

– Пиво? Но мы пили пиво еще до кино!

Я не ответил.

– Тебя правда ничего не беспокоит?

– Я просто не мог уснуть.

Пока она принимала душ, я представил себе ее обнаженное тело, и мне вдруг все показалось бессмысленным, меня заполнила гневная обида. Я открыл окно, выходившее на задний двор, и выплеснул в него чай. А потом

долго стоял и смотрел на образовавшуюся лужицу.

В то утро мужчина в светлом плаще пришел в мое кафе-бар. Он подошел к стойке и прочитал вывешенное меню. Я сбоку разглядывал его лицо. Он наклонился над стойкой и громко попросил эспрессо и рюмку коньяку. Я объяснил, что у нас не продается алкогольных напитков. Это кафе-бар. Мы не продаем спиртного. Он настаивал. Ему нужен коньяк или что-нибудь в этом роде. Я не мог оторвать глаз от его светлого плаща. Мортен, Мортен. Это Мортен. Его руки обнимали Хенни на улице, я смотрел на них. Хотел расспросить его о Штатах. Действительно ли он там учится, или это тоже была ложь. У него были точно такие же полные губы, как у Хенни. Он все время раздражающе причмокивал. Коньяк, сказал он громко. Он никак не хотел взять в толк, что я не могу подать ему коньяк. Я засмеялся:

– Ты, видно, давно не был в Норвегии? Где тебя носило?

Он раздраженно помотал головой.

– У нас в Норвегии в кафе-барах не подают коньяка, – объяснил я.

Он склонился над стойкой:

– А ты не можешь сделать исключение?

Его взгляд искал чего-то в моем лице. Потом он рванул дверь, вышел на улицу и скрылся.

Во время перерыва я почувствовал смертельную усталость. Сказал Брите, моей напарнице, что хочу немного пройтись. Глотнуть свежего воздуха. Я чертовски устал, сказал я. – У тебя и правда усталый вид. Конечно пройдись, – сказала она.

На улице мне стало легче. Я тронулся в путь, ноги сами несли меня прочь. Легкость ударила в голову. Казалось, голова вот-вот отделится от шеи и улетит вдаль.

Быстрым шагом я направился к улице Карла Юхана. Свернул налево и, перейдя Эгеторгет, подошел к станции метро «Стуртинг». На метро я проехал одну остановку до Центрального вокзала, а там, следуя от указателя к указателю, дошел до перрона, с которого шли поезда в аэропорт. Я убегал отсюда.

По пути в аэропорт Гардемуен я думал о карте мира, висевшей в детстве у меня в комнате. Мысли о ней преследовали меня. Я видел Африканский континент. Индию. Канаду с Аляской. Закрыв глаза, я представил себе очертания береговой линии Чили. Почему-то мне казалось, что очертания именно этой береговой линии очень важны для меня, в них таилась какая-то тайна.

В Гардемуене я снял со своего счета десять тысяч и купил билет до Лондона, оттуда я полетел дальше, в Венесуэлу.

Эту конечную точку я выбрал совершенно случайно. Выбор цели моего путешествия был похож на детскую игру, когда с закрытыми глазами крутят глобус и, замирая от непонятной тревоги, тычут пальцем в то место, которое для тебя выбрала случайность.

Через два дня я проснулся в номере пансиона в Каракасе. За окном лупил дождь. Вода рекой залила улицу. Вокруг не было ничего, кроме воды. Я вышел на узкую улочку, на которой стоял пансион. Поднял руки над головой, не препятствуя воде течь по рукам на лицо. И тут же меня охватило глубокое чувство покоя. Я опустил руки и оглядел улицу. В окне стояла пожилая дама и смотрела на меня. Ее взгляд словно приклеился к моему лицу. Улыбаясь, я вернулся в пансион.

Я

уже решил написать Хенни открытку и сообщить, что никогда не вернусь обратно.

5

Полтора года я ездил по Латинской Америке – Венесуэла, Бразилия, Аргентина. В Каракасе шли дожди. В Ресифи солнце выжгло у меня на шее знак, похожий на ящерицу.

Во время долгих переездов на автобусе по бескрайним коричневым полям я учил испанские слова. Нервный портье в пансионе в Буэнос-Айресе объяснил мне разницу между временами глаголов. Этот язык запутался в моих мыслях. Я уже не мог мыслить отчетливо.

Первый сон на испанском приснился мне в автобусе, который шел через Эль-Сальвадор. Ветки кедров жались к окнам автобуса и хрипло напевали мне детскую песенку, которую я первый раз слышал на рынке какого-то городка. Я проснулся, в автобусе было темно. Я не удержался и захохотал. Сон явился для меня знаком. Раньше моя голова была сосудом, в котором плескался норвежский язык. Теперь там стало сухо. Мне начали сниться испанские детские песенки.

Я взял себе новое имя. Кристо. Так было проще. Я уверен, что новое имя принесло мне удачу. Со мной там ни разу ничего не случилось Меня ни разу не ограбили. Многие европейские и американские молодые люди, которые путешествовали по Латинской Америке, непременно раз или два подвергались грабежу, похищению или попадали в автобусные аварии. Мне все время везло. Меня никто даже пальцем не тронул.

Иногда мне советовали не заходить в какие-то районы или избегать некоторых маршрутов. Но я не обращал внимания на эти предостережения. Собственно, мне даже хотелось, чтобы случилось что-нибудь страшное. Я искал неприятностей, но они обходили меня стороной.

Я встретил девушку из австралийского города Перта, и несколько недель мы путешествовали вместе. Ее звали Лиза. Однажды ночью в Джорджтауне нам пришлось ночевать в пансионе в одной комнате. Я проснулся среди ночи, потому что Лиза спала, положив голову мне на грудь. Она что-то бормотала во сне, но я ничего не понял. Утром я сказал ей, что хочу повернуть и снова поехать на север. Я передумал ехать в Бразилию. Разочарование в ее глазах подтвердило мое решение. Я не хотел путешествовать с девушкой, которая решила меня окрутить.

Я поехал на юг другим маршрутом.

Одна картина из того путешествия до сих пор стоит у меня перед глазами. Четкая, как фотография. Но не знаю, где это было, в какой стране и в каком городе. Может быть, несколько картин слились в одну. Я сижу в баре, пью ром с колой и болтаю с пожилым человеком. Старик сидит, отвернув лицо, но мне хорошо видны его шея, ухо и часть щеки.

– Откуда ты?

Говоря, он смотрел в свой стакан. Голос у него был скрипучий.

– Из Бремена.

– Бремена?

– Да, это в Германии.

Я заказал нам еще рома, он внимательно следил за руками бармена и за блестящим напитком, льющимся в бокалы.

– Я никогда не был в Европе, – сказал он. Я пожал плечами. Он продолжал:

– Ниньо, мой младший брат, уехал в Германию. Куда это он уехал? Да, в Германию. В Гамбург. Каждую неделю мы получали от него по письму. Мать садилась на кухне и читала их вслух. Читала и плакала. Потом вдруг письма перестали приходить. Мать писала ему, но ее письма возвращались обратно. Она обратилась в посольство. Но там ничего не знали о Ниньо. Никогда о нем не слыхали. Он не получал разрешения на жительство в Германии, сказали они. С тех пор мы ничего о нем не знаем.