Другие Семь дней

Гвор Виктор

Невысокий мужчина с темным от загара лицом откуда-то достал аккордеон (гармошка, вспомнила Татяна), пару раз для пробы развел меха…

Русские начали петь. Фридрих перестал «травить анекдоты» и начал подпевать. Часть песен была знакома и Татяне. Потом молодежь пошла танцевать. Танцы были совершенно незнакомые. Нет, она об этом слышала, но… Эта их «присядка» в живом исполнении…

– Танька, покажем класс?

Расслабившуюся Татяну вопрос застал врасплох.

– В чем?

– Брейк! Или мы не лучшая пара в Вюрцбурге?

– Ты с ума сошел! Под гармошку?

– А что? Вполне нормальный ритм.

Девушка прислушалась. И тряхнув головой, сказала с вызовом в голосе:

– А пошли!

И они показали!

И как показали! Фридрих пошептался с гармонистом и…

Русская плясовая изумительно подошла для брейк-данса. Если уметь танцевать, конечно! А они умели! И вся деревня отбивала ладонями ритм, помогая танцорам…

Потом их провожали на «летном поле». А Татяна думала, что, наверное, пора научиться называть Фридриха Федькой не только наедине, но и про себя. И окончательно становиться Танькой Семыкиной. А то ведь он может надумать забрать прадеда и умотать в эту страну. И ей ничего другого не останется, как… В общем, надо быть к этому готовой…

Самолет разбежался и, покачав на прощанье крыльями, устремился на северо-запад.

Николай Артемьев подошел к неприметному мужичку, всё застолье державшемуся в тени:

– Ну что, товарищ сержант, выполнили мы задание партии?

– А ты как думаешь?

– Да вроде в лучшем виде. Накормили, напоили. А что они водку не пьют, так дети ж еще…

– Не в водке дело, – усмехнулся сержант. – Они же ни одного огурчика не съели. Молоко пили, то да. Но с соленьями облом. Не выйдет.

Николай почесал в затылке.

– Что ж ты раньше молчал? Мы бы…

– И что «вы бы»? Силком затолкали? Вот то-то. Оно может, и к лучшему.

– Это почему?

– Вон того мужика видишь?

– Андрюху?

– Ага, Андрюху. На морду ему посмотри. А потом немца вспомни. Не случайно он именно сюда прилетел. Ох, не случайно…

СССР. Литерный поезд, между Актюбинском и Чкаловым.

Егор Евсеев, альпинист

Лиза. Такая родная, ослепительно красивая… Стоит на странном сером облаке, тянет руки к Егору. И улыбается. По облаку, больше похожему на кучу грязной ваты, надерганной из телогрейки, утопая по щиколотку в окружающей серости, носится Дашка. Радостно кричит: «Папа, папа!»…

Егор пытается двинуться в сторону семьи, но не может сделать ни шага. Что-то держит ноги, мягко, но крепко. Облако начинает растягиваться, унося жену с дочкой дальше и дальше.

Егор рванулся, вырываясь из плена, и… проснулся.

Вагон мягко покачивался, весело постукивая колесами на стыках рельсов. Егор потряс головой, сбрасывая остатки сна. Потянулся, посмотрел на часы. Пять вечера. Двадцать часов проспал… Казалось, проспишь вечность! Не получилось. Запала и на сутки не хватило.

Егор, не слезая с полки, осмотрел купе. Наверху напротив дрыхнет Лешка. Как обычно, когда спит один. То есть, на животе, обняв руками подушку. Под Лехой свернулся калачиком Санек. Значит, на второй нижней полке – Наталья. Не в правилах дока оставлять подопечную без личного присмотра. В ногах у Санька устроился Сергей с оружием в руках. Ни фига себе! С отправления караулит? Дверь приоткрыта. Контролирует коридор.

Егор спрыгнул вниз, прихватив наган из-под расплющившейся подушки. Быстро же армейские привычки просыпаются.

– Где мы? – спросил негромко, стараясь не разбудить остальных.

– Актюбинск проехали, – ответил Усольцев, – Чкалов скоро.

– Ты спал?

– Нет, – капитан с трудом задавил зевок.

– Ложись, я покараулю.

Сергей кивнул. Встал, позевывая, и вышел из купе. Егор устроился на нагретое капитаном место.

Чкалов – это, кажется, старое название Оренбурга. Из Ташкента, по «железке» – часов тридцать. В двадцать первом веке. Еще раз сверился с часами.

Семнадцать тридцать. Не понял. В сорок первом году поезда ходят вдвое быстрее? Или им особый поезд подсунули? Не многовато чести? Может, в это время скорый поезд был действительно скорым, а не стоял по паре часов у каждого столба? Хотя, собственно, какая разница? В поезде тепло и сухо. Полки мягкие, прямо диваны. Кипяток уж точно в титане есть. Вещи все вернули. Проклятые гебистские морды не маячат. Что еще надо человеку для счастья? Вздохнул. Чтобы Лиза на звонок ответила. Достал телефон, включил. Подождал, пока устройство поймает спутники. Набрал номер. «Абонент не отвечает, или находится вне зоны действия сети». Где же она? «Симка» у жены турецкая, пропасть вместе с Союзом не могла. Но, начиная с двадцать шестого, телефон «вне зоны». Неужели вляпалась? Турки были шелковыми, пока за спиной туристов стояла Россия. Зато когда она исчезла… Женщина в мусульманской стране – желанная добыча и ценный товар. Особенно красивая женщина. И подпольный гарем какого-нибудь набоба – не самый худший вариант. И не самый вероятный. Спокойно. Лизунька могла вернуться в Союз, телефон тоже будет в отключке: у нее не спутник, по десять баксов за минуту разговора… Где она будет мужа ждать в этом случае? Должен быть центр для иновременцев. Раз есть приказ собирать, значит, есть и место, где размещать. Там и спросим, как доберемся.

А что делать, если Лиза не выбралась? Вытаскивать из Турции самому? Ага! Сейчас. Доехать до Москвы, разжиться «трехлинейкой» и пойти шерстить Турцию! Вчетвером! Или во главе Красной Армии въехать в Стамбул на броне Т-35, паля по воробьям из выданного нагана! Да уж…

Самим желательно выбраться бы из цепких лапок наркома внутренних дел, товарища Берии. А то распихает «лучший менеджер двадцатого века» всю четверку по каким-нибудь «шарашкам» и заставит двигать науку в закрытом режиме. Или просто «закроет» в подвалах до выяснения. Впрочем, последнее вряд ли, сомнительно, что огромной страной столько лет могли руководить законченные шизофреники. Хотя нашлись же в славном городе Ташкенте аж восемь следаков, уверенно шивших альпинистам охоту на Сталина и прочее Политбюро с «шакалами» в руках. А ведь еще был кто-то, отдавший команду на вдумчивое копание именно в эту сторону. И был еще приказавший киргизам передать задержанных в Узбекистан. Стоп! Последнее говорит, нет, не говорит, а прямо кричит, о заговоре. Иначе можно и в Бишкеке нас потрошить. Или в Оше. Потому-то Сергей и вытащил их так легко и увез столь быстро. Потому и оружие.

«Не в Бишкеке, – поправил себя Егор, – во Фрунзе. Надо привыкать».

Усмехнулся. К названиям привыкнуть не сложно. А вот к остальному… К отсутствию родителей, например. Хотя Егор давно уже живет в Москве, но одно дело, когда можно сесть за руль и через четыре часа тормознуть у знакомого подъезда, а совсем другое, когда этого подъезда просто не существует. Невеселые мысли.

Чтобы отвлечься, Егор начал вспоминать историю. Кто есть кто, что когда происходило. Вспоминалось плохо. Отчасти из-за понимания, что это никому не нужно. Наверняка они не первые, и всё, что было и не было, уже знают все, кому не лень. Но больше потому, что из головы не уходили жена с дочкой. Как пришли во сне, так и не оставляли ни на минуту. Раньше не приходили. Может, случилось что? Нет, не надо себя накручивать… Просто события мчались таким галопом, что некогда было подумать…

На верхней полке зашевелился Лешка. Свесил голову, спросил сиплым со сна голосом:

– Мы где?

– Оренбург скоро. Мы с тобой одинаково мыслим.

– В смысле?

– Я то же самое спросил первым делом.

– А-а! Вполне логичное желание сориентироваться в пространстве и времени, – Лешка глянул на часы. Ни хрена себе шарашит! Такими темпами завтра к полудню в Москве будем.

– Похоже.

Лешка спрыгнул с полки, потянулся всем телом, разминая мышцы: