Другое оружие
Шрифт:
— С добрым утром, цветочек мой, — поприветствовала её мама на кухни.
— С добрым, — и полезла на полку за водой.
— Как вчера погуляли? — Джобал порхала по кухни, как бабочка по цветкам, в упор не видя состояния дочери или не желая видеть.
— Хорошо.
— Прям перед вашим приездом ваукранер сломался, Руви смотрел, сказал надо выбрасывать. А я что-то отложила, а сегодня включила – а он работает. Энакин не мог починить, случайно? Он у тебя очень рано встаёт, даже раньше отца.
— Мама, он иногда не ложится, — ей, наверное, не стоит знать о всём длинном списке особенностей зятя, но эту мелочь можно сказать, — и починить мог. Лишь бы он линкор не собрал из старых запчастей, который хранятся у папы «на всякий случай».
— А
— Думаю, сможет, — Падме опустошила кувшин, — как вы вчера детей уложили?
— Нормально, — по тону стало ясно, что дочь проявила свой резкий характер, а сына они потеряли, — всё хорошо, — причем, потеряли раза два, — ты зря беспокоилась…
Внимательно выслушав рассказ бабушки о замечательных внуках, Падме наконец-то выяснила, что дети в данный момент с отцом и за них не стоит беспокоиться. Она помогла матери приготовить завтрак на большую семью.
Неделя пролетела незаметно. Она почти целые дни проводила с детьми, Скайуокер мужественно терпел походы по магазинам, когда ежедневно ей требовалось, что-нибудь, что она оставила другой квартире, мама Джобал добросовестно выполняла свою задачу, откармливая своё младшее чадо, а папа Руви, воспользовавшись трудолюбием зятя, разобрал все свои многолетние залежи металлолома к радости жены. Только вот Энакин не выходил на разговор, постоянно оставаясь закрытым, в каких-то раздумьях. Отчёты о своей работе адъютанты присылали регулярно, но только ночью, когда всё семейство спало, в гараже Энакин разбирал их – она видела это пару раз на видеозаписи охраны. Ещё он много медитировал, несвойственно много. После первой недели Падме решила, что его уже утомили её родители, и предложила уехать в Озёрный край. Основное решение он оставил за ней. Тогда она решила посоветоваться с матерью, так как сестра, по всей видимости, занималась урегулированием своей личной жизни. В идеальной картине мира Джобал было постоянное проживание дочери с семьёй у них, она даже завела разговор о переезде к ним к большому удивлению Падме. Родители слишком хорошо скрывали своё беспокойство, и она пообещала себе по возвращению в столицу чаще связываться с ними. Уезжать от родителей не хотелось, так или иначе именно в этом доме она видела идеальную картину семьи, и теперь её собственная семья оказалась в этом идеальном мире. Дети только привыкли к бабушке с дедушкой, Джобал даже умудрялась готовить с Леей на руках, что-то ей рассказывать, пояснять, попутно находя внука в каком-нибудь шкафу, который вовремя не успели закрыть, а мальчик залез полюбопытствовать. По вечерам они катались по окрестностям, иногда с детьми, иногда без детей, но тогда ночью.
Если верить системам наблюдения, Урев приезжал минимум четыре раза – отпуск без работы для Лорда Вейдера не существовал. Странно, что её ещё никто не дёргал.
— Переживаешь за него? — впервые за их пребывание отец и дочь остались наедине.
— Постоянно, — призналась она, стоя на балконе и наблюдая, как дети играют с отцом во дворе, — прости, что так вышло, но у нас действительно не было выбора.
— Выбор есть всегда, — он всё равно обнял её, — как и семья. Молодцы, что хоть через два года приехали.
— В столице столько всего творится…
— Там всегда что-то творится, — поправил её Руви, — в государстве, в Галактике, в Мире, — «в Силе», — добавил бы Энакин. — Таков закон жизни. Мы учили вас, что вы должны заботиться, защищать и делиться с теми, кому повезло меньше, чем нам. И то, что ты делала, и то, что сейчас приняла от тебя Пуджа – это благо, это то, чему можно посвятить жизнь. Но я не могу сказать то же самое про нынешнюю Империю, то, чему служит твой муж и заставляет служить тебя…
— Папа, меня никто не заставляет…
— Я знаю, это был твой выбор, —
— Папа…
— Послушай меня. Я не буду говорить с тобой о политике – это ты уже знаешь лучше меня, я хотел поговорить о твоём выборе.
— О каком выборе? — Падме внутренне напряглась.
— Пойми меня правильно: мы с мамой примем любое твоё решение, но я хочу, чтобы ты знала, — отец пытался подойти к теме, но явно опасался её реакции, что настораживало и пугало ещё сильней. — Энакин – хороший человек, он очень интересный юноша, бесспорно, талантливый, много добился и добьётся, но он из тех людей, которые сжигают и себя, и всё, что вокруг. Его моральная сила действительно велика, он выжмет из себя все соки для достижения поставленной цели, и из тех, кто будет рядом. Его не остановить – это смысл его жизни, он может разрушать, он может командовать флотом, он сможет встать и во главе Империи, но он выжжет и себя, и тебя заодно. Он ничего не оставит, как бы он не хотел, как бы не старался – это просто такой человек. И я хочу, чтобы ты отдавала себе отчёт, с кем ты связываешь свою жизнь.
Она слушала проникновенные слова отца, и каждое слово находило отклик в её израненной душе. Эти слова имели основания, они имели ценность и значение. Это было его законное право беспокоиться о дочери, не осуждать, не запрещать, не предупреждать, это было именно беспокойство. И как мать, Падме понимала, почему, ведь будь она на его месте, она то же самое сказала Лее или Люку, выбери они в пару такого же человека, как их отец. Она понимала, но не принимала. Не принимала тот факт, что даже собственные родители против их брака. Но она уже давно выросла, и она не в первый раз закрывает глаза на важное мнение родных людей.
— Я знаю, папа, — она погладила его по руке, — знаю, кто мой муж и на что он способен. Я многое слышала про него, но и много видела его. Я знаю, что там внутри под титановой защитой от окружающего мира. И я люблю его такого. Возможно, это меня погубит, и я готова заплатить эту цену за то время, что мы вместе. Мне пришлось много бороться за свою семью, а дальше будет только сложнее, но… мой путь только рядом с ним.
Руви грустно улыбнулся, видя уверенность в карих глазах, и поцеловал её в лоб.
— Это твой выбор и твоя жизнь.
Отец ушёл, она осталась стоять на балконе, наблюдая за своей семьёй. По щекам потекли слёзы. Весь мир встал против них: Республика, Орден, Ситхи, а теперь и семья. Они поддержат их, и никогда не откажут, и никогда не признаются, что боятся его так же, как и все остальные. Она вновь почувствовала себя на Креане, во время Войны Клонов, когда они были вдвоём против целой армии дроидов, когда он сжал её ладонь. И пообещал, что они выберутся оттуда, что всё будет хорошо, главное, чтобы она осталась жива и не рисковала собой.
«Я буду жить, пока бьётся твоё сердце».
И она не рисковала, она спряталась за валунами, а оттуда отстреливала дроидов, которые могли представлять угрозу для него. Он был в авангарде, как всегда, там, где он чувствовал себя в своей тарелке, а она была рядом с ним, прикрывая его спину.
Так оставалось и до сих пор: он в авангарде, а она рядом с ним и жива, ограждая его от опасности, точнее, его душу. Отец даже не догадывается насколько для Энакина важно его мнение. А для неё это уже стало не важно. Она смахнула слёзы. После нападения на неё инквизитора, она чувствовала себя преданной, ещё на Корусанте она точно решила, что сохранит брак со Скайуокером только ради того, чтобы спасти детей. Тогда и сейчас только Лорд Вейдер является защитой двойняшек от ситха, и принятое решение основывалось только на материнском инстинкте, но она уже понимала, что это были всё отговорки, предлоги для самой себя, чтобы во что бы то ни стало остаться с этим человеком. И она не была готова умереть от его руки, и, вероятней всего, не переживёт, когда он узнает о её работе, если узнает. Ситуация изменилась, возможно через пару месяцев она сможет оборвать все связи с повстанцами?