Другой взгляд

Квик Аманда

– И я тоже. Но я изучал работы Дарвина и его последователей, особенно посвященные так называемому «нисхождению с модификациями». Это очень простая и логичная теория.

– Мой отец всегда говорил, что это и есть признаки гениальности.

– Большинство членов тайного общества полагают, что сверхъестественные свойства присущи всем человеческим существам в той или иной степени, но нужно их изучать и культивировать. В том, что касается твоей способности видеть человеческие ауры, я готов с ними согласиться. Это никому не приносит вреда.

– Что

ты хочешь этим сказать?

– У медя тоже есть сверхъестественные способности.

Гейбриел ждал реакции, и она последовала незамедлительно.

– Я это подозревала, – сказала она. – Я ощутила твою энергию, когда мы… когда мы были вдвоем в Аркейн-Хаусе, да и сегодня в карете. И я не забыла, как ты почувствовал присутствие тех двоих людей в лесу три месяца назад. И еще я видела, как ты выходил из сада сегодня вечером. Ты умеешь видеть в темноте.

– Ты почувствовала мой дар?

– Да. Это ведь благодаря ему ты можешь свободно перемещаться в темноте, как тигр на охоте.

Гейбриел замер.

– Ты даже не представляешь, насколько это описание соответствует действительности. Когда просыпаются мои сверхъестественные способности, я становлюсь совершенно другим, Венеция.

– Что ты имеешь в виду?

– Что, если эти сверхъестественные способности развиваются не в результате естественного отбора, а наоборот?

Венеция сделала шаг вперед.

– Не говори так, Гейбриел.

– Вдруг это атавизм, от которого мудрая природа решила избавить человека? Вдруг я – пережиток прошлого? Вдруг я – чудовище?

– Прекрати, слышишь, прекрати! – Венеция подошла ближе. – Что за вздор ты несешь! Никакое ты не чудовище. Ты человек. Если обладатели сверхъестественных способностей являются чудовищами, то я тоже не совсем человек. Выходит, так?

– Нет.

– Тогда у тебя проблемы с логикой.

– Ты не знаешь, что происходит со мной, когда просыпаются эти качества.

– Гейбриел, я признаю, что не до конца понимаю механизм наших сверхъестественных способностей. Но что в этом странного? Я точно так же не понимаю, как мне удается видеть, слышать, обонять и осязать. Я не понимаю механизм сна. Я не знаю, что происходит у меня в голове, когда я читаю книгу или слушаю музыку. Я даже не знаю, почему мне так нравится фотографировать. Более того, ученые и философы не могут дать ответов на эти вопросы.

– Да, но то, о чем ты говоришь, умеют делать все.

– Это неправда. У большинства людей те или иные способности отсутствуют. Два разных человека не могут чувствовать одинаково. Мы все прекрасно знаем, что два человека могут смотреть на одну и ту же картину, есть одну и ту же еду, нюхать один и тот же цветок, но ощущения у всех будут разными.

– Я другой.

– Мы все отличаемся друг от друга. Некоторые сверхъестественные способности – это обостренные формы нормальных чувств, которыми обладают все люди без исключения. Ничего здесь странного нет.

«Она ничего не поняла», – подумал Гейбриел.

– Скажи мне, Венеция, когда ты используешь свои сверхъестественные способности, тебе приходится за это платить? – спокойно поинтересовался он.

Венеция задумалась.

– Я как-то никогда об этом не задумывалась, но думаю, что все-таки плачу.

Гейбриел выдержал небольшую паузу.

– И чего это тебе стоит?

– Когда я концентрируюсь, чтобы увидеть ауру человека, то остальные чувства притупляются, – спокойно сказала она. – Мир вокруг меня будто теряет краски. Создается впечатление, что смотришь на негатив фотографии. Если при этом я двигаюсь, то мне кажется, что свет и тень меняются местами. Это довольно неприятно.

– Я испытываю куда более неприятные эмоции.

– Расскажи, что тебя беспокоит? – сказала она спокойным тоном.

Гейбриел пытался подобрать нужные слова. Он никогда и никому не рассказывал об этом, только Калебу, да и то в обтекаемой форме.

– Стоит мне почувствовать хоть намек на жестокость, как я чувствую себя так, словно принял сильнодействующее лекарство, – медленно проговорил он. – Во мне просыпается охотничий инстинкт. Я ощущаю себя хищником.

– Это атмосфера насилия пробуждает в тебе такие инстинкты?

Он кивнул.

– Я могу пользоваться своими сверхъестественными способностями, но стоит мне почувствовать, что кто-то другой замыслил недоброе, как меня буквально пожирает темная страсть. Если бы я поймал человека, пробравшегося сегодня в дом к Монтроузу, то я бы убил его. Живым он был бы только до тех пор, пока я не получил от него ответов на вопросы. А это ведь грех. Я же цивилизованный человек.

– Это он чудовище, а не ты. Ты сражался за свою жизнь и за жизнь мистера Монтроуза. Неудивительно, что твои эмоции обострились до предела.

– Это ненормальные человеческие эмоции. Они охватили меня, как дьявольская страсть. Что, если однажды я не смогу совладать с ними? Вдруг я стану похожим на человека, который решил убить мистера Монтроуза?

– У тебя нет с ним ничего общего, – неожиданно резко сказала она.

– Боюсь, ты не права, – спокойно ответил он. – Мне кажется, мы с ним очень похожи. Он легко ориентируется в темноте и обладает завидной ловкостью. Более того, он знал о моих способностях, чтобы устроить хитрую ловушку. Он оставил ложный след, по которому я и стал искать его в доме. Мы с ним одного поля ягоды, Венеция.

Молодая женщина приподнялась на цыпочки и обхватила руками его лицо.

– Скажи мне, Гейбриел, когда тот человек скрылся, то у тебя было желание убить кого-то еще?

Гейбриел не понял вопроса.

– Что?

– Твоя жертва сбежала. У тебя не было желания найти другую?

Гейбриел потрясенно покачал головой:

– Нет. Охота была закончена.

– Ты не боялся причинить вред мистеру Монтроузу, находясь в состоянии охоты?

– С какой стати мне нападать на Монтроуза?