Друсс-Легенда
Шрифт:
— Точно того же я ожидаю от всякого вентрийского слуги, которого беру к себе на службу. Почему честность в твоих устах превращается в столь великую добродетель?
— Нет, вам, видно, ничего не вдолбишь, — рассердился Борча.
— Просто вы, варвары, делаете тайну из ничего. Впрочем, относительно Друсса ты прав — раны ему нанесли из-за меня. Поэтому я оставлю ему место на корабле. А теперь поищем заведение, где хорошо кормят и дают приличное вино.
Шадак, Зибен и Борча стояли с Друссом на пристани. Грузчики таскали по сходням тюки и мешки на единственную палубу. Корабль сидел в воде низко,
— Доброго тебе пути, парень. Пусть Исток приведет тебя к Ровене.
— Непременно приведет. — Подбитые глаза Друсса отливали желтизной и пурпуром, а под левым красовался грубый шов.
— Хороший был бой, — усмехнулся Шадак. — Грассин его надолго запомнит.
— Я тоже, — пробурчал Друсс. Шадак посерьезнел.
— Ты редкий человек, Друсс. Постарайся не меняться и помни правила.
— Буду помнить, — пообещал Друсс.
Они снова обменялись рукопожатием, и Шадак ушел.
— Что за правила? — спросил Зибен.
Друсс посмотрел вслед одетому в черное охотнику.
— Он как-то сказал мне, что настоящий воин живет по правилам: «Никогда не обижай женщин и детей. Не лги, не обманывай и не воруй — будь выше этого. Защищай слабых от сильных и не позволяй мыслям о наживе увлечь себя на дурной путь».
— Как это верно, — насмешливо хмыкнул Зибен. — А меня, Друсс, влекут бордели и таверны — я слышу их зов. С деньгами, которые я на тебе выиграл, я несколько месяцев смогу жить как князь.
Друсс стиснул его тонкую руку.
— Смотри же, трать их с толком.
— Еще с каким... на женщин, вино и игру. — Зибен со смехом зашагал прочь, и Друсс повернулся к Борче:
— Спасибо тебе за науку и за твою доброту.
— Мы не зря потратили время, и мне приятно было видеть унижение Грассина. Но он все-таки чуть было не вышиб тебе глаз. Научишься ты когда-нибудь прикрывать свой подбородок или нет?
— Эй, Друсс! Ты идешь? — крикнул Бодасен, и Друсс помахал ему рукой. — Иду! — Он и Борча пожали друг другу запястья по воинскому обычаю. — Надеюсь, мы еще встретимся.
— Как распорядятся судьбы.
Друсс с топором в руке двинулся к сходням и обернулся.
— Скажи, почему ты помог мне?
— Ты напугал меня, Друсс, и я хотел посмотреть, на что ты способен по-настоящему. Теперь я знаю. Ты мог бы стать лучшим из лучших. Это помогает мне переварить то как ты разделался со мной. Ну-ка, скажи, каково это — быть первым бойцом?
— Больно, — усмехнулся Друсс, потирая опухшую челюсть.
— Эй ты, пес, шевелись! — заорал какой-то воин с палубы.
Друсс, бросив на него взгляд, повернулся к Борче:
— Удачи тебе, друг, — и взошел по сходням. Отдали концы, «Дитя грома» отошел от пристани. Наемники, стоя у поручней, посылали последние приветы друзьям и любимым. Друсс нашел место у левого борта и сел, положив рядом топор. Бодасен, стоявший у руля рядом с помощником, улыбнулся и помахал ему.
Друсс прислонился спиной к борту, ощущая странный покой после тяжких месяцев заточения в Машрапуре. Образ Ровены возник перед ним, и он шепнул:
— Я иду к тебе.
Зибен, уйдя с пристани,
Но Вентрия? Зибен не имел никакого желания ехать в страну, где идет война.
Подумав об Эвейорде, он испытал сожаление. Ему захотелось увидеть ее еще хотя бы раз, прижать ее стройные бедра к своим. Но Шадак прав: это слишком опасно для них обоих.
Зибен повернул налево и стал подниматься по Ста Ступеням к воротам парка. Шадак заблуждался относительно Гульготира. Зибен помнил грязные улицы этого города, увечных нищих и вопли бесноватых — но вспоминал все это без горечи. Разве виноват он в том, что отец его связался с Герцогиней? Зибен испытал мимолетную вспышку гнева. Экого дурака свалял папаша! Она лишила его сперва достатка, затем достоинства, а под конец и мужского естества. Ее называли Королевой Вампиров — и заслуженно, хотя крови она и не пила. Зато она выпивала из мужчин все жизненные соки, высасывала их досуха, а они еще благодарили ее за это и умоляли сделать это опять.
Вот и отца Зибена она вышвырнула, как пустую шелуху И пока Зибен с матерью голодали, он сидел, как нищий, у дверей Герцогини. Он просидел так месяц, а потом перерезал себе горло ржавым ножом. Болван этакий!
«Но я-то не таков, — говорил себе Зибен, поднимаясь по лестнице. — Я пошел не в него».
Навстречу ему спускались двое, плотно закутанные в длинные плащи. Зибен остановился. Утро жаркое — с чего же это они так вырядились? Услышав позади шаги, он оглянулся. Следом поднимался еще один — тоже в длинном плаще.
Поэт, охваченный внезапным страхом, устремился назад. Человек, шедший снизу, распахнул свой плащ и выхватил длинный нож. Зибен подскочил, пнул его ногой и сбросил с лестницы. Сам Зибен тоже упал, но тут же вскочил и понесся вниз, прыгая через три ступени. Двое, оставшиеся позади, тоже пустились бежать.
Внизу он метнулся в переулок, но тут протрубил охотничий рог и дорогу ему заступил высокий воин с мечом в руке. Зибен с разбегу врезался в него и отшвырнул в сторону, свернув сперва направо, потом налево. Нож просвистел мимо его головы и ударился о стену.
С возросшей быстротой Зибен промчался через маленькую площадь и свернул вбок. Впереди показалась пристань. Тут было людно, и пришлось расталкивать толпу. Несколько мужчин обругали Зибена, а одну молодую женщину он сбил с ног. Он оглянулся — за ним гналось не меньше полудюжины человек.
Близкий к панике, он выбежал на причал. Из боковой улицы выскочило еще несколько человек, все с оружием.
Зибен выругался.
«Дитя грома» отваливало от пристани. Зибен промчался по булыжнику, пролетел по воздуху и ухватился за свисающий конец. Ударившись о борт, он с трудом удержался. Нож вонзился в дерево рядом с его головой. Страх придал Зибену сил, и он полез вверх.