Друзья бога
Шрифт:
— Юноша первый в это верит. Верил. И его жизнь была подвигом.
— Варварство не есть подвиг. Варварство — это потакание низменным инстинктам.
— А разве инстинкт может быть низменным?
На мгновение повисла пауза. Андреа не знал такого слова — «инстинкт», Травалини употребил его в силу своей природной склонности к академической дискуссии. Но вот то, что Манко знал это слово, — просто обрушило спор.
— Когда Монтесума решил принять вашу веру, он предал нас. Нельзя предать веру ради свободы — уперся Манко. — Вот Кетцалькоатль и проклял его. Монтесума умер, но его дух должен был сидеть взаперти до освобождения.
— Сидеть где? Манко, я все, конечно, понимаю, но уж если он стал христианином, дух Монтесумы не может быть нигде, кроме как во власти Бога!
— А он и не стал христианином. Он просто собирался нас предать.
— Манко, тысячу раз готов повторить: прийти в лоно истинной церкви — это не предать, это спасти ваши души.
— Это твоя вера. Вот ты и спас его.
— Что значит спас?
— Ты дал душе Монтесумы пойти туда, куда она хотела. Ты открыл храм его души.
— Ага, а дрался я с чертями?
— Ты его освободил. И отдал ему нож. Вот его дух и ушел к верхним людям.
— И что теперь?
— А теперь — все. Вы оба свободны.
— А почему именно я смог его освободить?
— Спроси у богов. Избранный богами часто изгой у людей. И наоборот. Но это все пашня не нашего плуга. Вон смотри, корабль!
Манко протянул руку, указывая куда-то в сторону океана.
— Как ты можешь увидеть корабль в темноте? — изумился Травалини.
Но тут словно в подтверждение слов индейца грянул пушечный выстрел. Во вспышке холостого заряда Андреа успел различить знакомые очертания «Диссекта». Юноша выхватил из костра ветку и стал ею размахивать, стараясь привлечь внимание команды корабля. К нему присоединился врач. Видимо, их сигналы увидели с фрегата. В ответ им помигали фонарем и опять грянул холостой залп пушки.
Через полчаса спущенная с борта фрегата шлюпка неслась на десятке весел по воде. Море приветливо фосфоресцировало, придавая встрече особую торжественность. На носу, раскачиваясь в такт гребкам, стоял человек с фонарем в руках. С берега было не видно, кто это, но все равно Андре, Травалини и даже индеец были готовы прыгать от радости.
— Это Санториус! Сайрус, мы здесь! — Андреа изо всех сил размахивал горящей веткой.
Однако и так было понятно, что шлюпка шла именно к ним. Через несколько минут Андреа уже обнимал своего офицера. На глазах Травалини даже навернулись слезы.
— Давайте погрузим все, и на борт. — Санториус, казалось, устал от объятий и поторапливал Андреа с товарищами. Команда шлюпки не сошла на берег, моряки сидели молча и сушили весла.
— Нет, сейчас на борт! В темноте тяжело грузиться! — Андреа спешил на свой корабль.
— А где все? — Санториус понял, что всего три человека ожидают на берегу.
— Потом, завтра утром! Давайте на борт!
Шлюпка, приняв пассажиров, устремилась на рейд «Диссекта».
— А что же Топо, почему он не пошел с вами? — спросил Андреа.
— Он готовит вам встречу на борту, — спокойно ответил Сайрус. — Сюрприз.
— Вот же неугомонный, — улыбнулся Андреа.
— И вправду неугомонный, — согласился Санториус.
Шлюпка глухо ударилась о борт, и Андреа взлетел на родной корабль, словно пилигрим, возвращающийся домой.
— Добро пожаловать на борт! — встретил Андреа голос Ван Фогта. — Рад видеть вас дома!
Андреа осмотрелся и понял, что все не так, как надо. У грот-мачты стоял штурман в дорогой одежде, не сняв шляпу, как это требовал этикет. Чуть дальше бизани стоял бледный даже в свете фонарей Топо. И еще на палубе стояли матросы, с пистолями за поясами, совершенно неуместными при встрече капитана.
— Штурман, почему встреча не по этикету? — голос Андреа предательски дрогнул.
— А так вышло, у нас власть поменялась, — гадко усмехнувшись, ответил Ван Фогт.
— Да? — Андреа сам для себя неожиданно успокоился. Все стало на свои места, и нервы немедленно пришли в порядок. Главное — не оставалось сомнений как действовать. — И кто теперь тут главный?
— Осмелюсь представиться, капитан «Диссекта» Ван Фогт. — Штурман шутовски снял шляпу и в поклоне расшаркался. — Прошу любить и жаловать.
Андреа молниеносным движением выхватил шпагу и точным ударом пронзил глаз штурмана, воткнув лезвие в мозг. Тот, не издав ни звука, рухнул на палубу.
— Кто еще хочет тут быть капитаном? — холодно и жестко спросил Андреа.
— Не хорохорься, мальчик, тут есть, кому командовать, — раздался из-за спины голос Санториуса, — ты потерял корабль, поэтому…
— А теперь послушайте меня, сволочи! — раздался громовой голос из глубины пушечной палубы. — Это говорю вам я, канонир Мокей!
Все повернулись на голос Мокея, пираты на минуту даже забыли об Андреа. Канонир стоял возле мортиры с запалом в руке.
— Вот смотрите, уроды! Мортира направлена в зенит. Если я сейчас поднесу запал, то через миг бомба весом в сотню фунтов рухнет на палубу. И от вас, сволочи, уже ничего не останется. Вы сомневаетесь в меткости вашего канонира?
— Мокей, не стоит суетиться, — прервал его Санториус. — Ведь мы же сохранили вашу жизнь…
— Боцман, хоть ты и сволочь, освободи Топо. — Андреа понял, что никто из команды не хочет погибнуть сейчас же, а намерения Мокея не оставляли сомнений.
— Да, капитан! — Хан-Вайер метнулся к Топо и разрезал веревку, связывавшую его руки.
Никто из моряков, вооруженных пистолями, не достал оружие. Андреа, отдавая команду, рисковал, но он рассчитывал, что, будучи уверенными в своем превосходстве, восставшие даже не удосужились зарядить пистоли.
Юноша, размяв онемевшие руки, спокойно отнял нож у боцмана и подошел к Санториусу.
— Вот посмотри, ублюдок, у меня в руке нож, только нож, а у тебя и пистолет, и шпага. А ты знаешь, что сейчас произойдет и почему?