Друзья встречаются
Шрифт:
Она хрустнула пальчиками и засмеялась. Потом снова начала восклицать, и, как всегда, несколько бессвязно. Потом попросила читать ещё. Потом объявила, что она сама тоже пишет стихи.
На следующий вечер она принесла с собой тоненький бледно-зеленый альбом и залпом прочла двадцать стихотворений. Стихи были нежны и туманны. Вместе с Илюшей слушала стихи Варя Головина - Олина подруга.
Варя училась в Петрограде, в Академии художеств, и в Архангельске застряла случайно, приехав на каникулы к отцу, работавшему старшим
Слушая стихи Илюши, она отдалась их грустному, меланхолическому строю, уставившись на чтеца задумчивыми темными глазами, но, когда он окончил, она, не меняя положения и не сводя с Илюши глаз, сказала насмешливо:
– Зачем вы всё это на себя напускаете?
– То есть как - напускаю?
– спросил Илюша смутясь.
– Так вот, напускаете. Сколько вам лет?
– Двадцать три.
– С чем вас и поздравляю, - сказала Варя насмешливо.
– Чего же старичка корчить и расписывать «отзвеневшую юность»? Не понимаю.
Она резко отодвинула стул и поднялась, собираясь уходить. Но через несколько дней она снова пришла вместе с Оленькой и снова слушала стихи. Спустя ещё неделю она привела с собой Володю Гренера. Он был чернокудр и некрасив. Ему уже минуло двадцать шесть лет, но он был только на третьем курсе консерватории, так как учиться начал очень поздно. Круглый год он ходил в одних и тех же серых штанах и потёртой вельветовой куртке, под которую зимой надевал свитер. Единственным его богатством была светлая венская скрипка, доставшаяся в наследство от музыканта-отца.
Володя играл много и охотно. Эти сборища как-то вошли в обычай и с течением времени приобрели известный порядок. Собирались по субботам: накануне праздника можно было посидеть подольше. После вечера, заполненного музыкой, стихами, спорами, шли гулять. Илюша провожал гостей по домам и один возвращался к себе. Он любил эти вечера и эти прогулки. В один из таких осенних вечеров Илюша был в особенном ударе. Он написал новый вариант своего излюбленного «Цветка папоротника», в котором, как ему казалось, удачно и сильно изобразил тоску человека по неосуществленной мечте.
Илюша был в этот вечер очень оживлен. Речь его была свободна, движения легки. Провожая гостей, он взял Варю под руку, забыв при этом о своей обычной застенчивости. Варя шла молча, не глядя на него, медлительная и сосредоточенная. Только подходя к своему дому, она вдруг подняла на Илюшу темные неподвижные глаза и, в упор разглядывая его лицо, спросила:
– Ну, а что дальше?
– То есть как - дальше?
– не понял Илюша.
– Так всю жизнь и будете искать несуществующий цветок папоротника?
Илюша ничего не ответил. Варя молча оглядела его и отвернулась:
– Ну, я пошла. Прощайте!
Она резко отделилась от группы, простилась со всеми кивком головы и вошла в калитку.
Володя
Оленька лукаво покачала головой и состроила сочувственную гримаску:
– Сильна, как смерть! Мальчик расстраивается! Вы не замечаете?
Она тихонько засмеялась и взяла Илюшу под руку:
– Вы меня проводите немного?
Они пошли по безлюдной улице. Оленька жила на Финляндской, возле тюрьмы, близко к городской окраине. Путь был далек, но ни одному из них не показался длинным. Ночь была ясна и прохладна. В высоком чистом небе стояла полная луна.
Илюша услышал тоненький голосок:
– Я в вас сегодня влюблена! Вы были чудный!
Она подняла голову и обратила к нему белое лицо. Илюша чуть наклонился. Губы их встретились.
Впереди чернели окраинные Мхи. У ворот Оленьиного дома они снова поцеловались, и Оленька убежала, вздрагивая и бормоча:
– Добренький и милый вы, милый, честное слово!
Илюша остался один. Он стоял на пустынной ночной улице. Он думал о друзьях - о новых друзьях, с которыми расстался всего несколько минут назад, и о тех, с которыми разлука длилась уже годы. Рыбаков, Ситников, Красков, Никишин… Где они теперь? Суждено ли им исполнить свою клятву? И какими они будут, сойдясь на условленном перекрестке? Как бы хотел он увидеть их сейчас… хоть одного из них…
Он шел по шатким деревянным мосткам - медлительный и задумчивый, с наслаждением вдыхая сырой ночной воздух. У ног его по краям мостков зябко вздрагивала осенняя трава. В лунном свете она казалась голубоватой. Он поднял глаза и увидел желтую стену тюрьмы. Она походила на стену уединенного средневекового замка. Вот-вот раскроются тяжелые ворота, и на дорогу выедет рыцарь, бряцая тяжелым, блестящим вооружением.
И вдруг Илюша в самом деле услышал негромкий лязг железа и увидел синий холодный блеск оружия. По середине улицы шагали четыре человека, мерно подымая влажные носки сапог. Трое из них были вооружены и тесно окружали четвертого, невооруженного.
«Должно быть, в тюрьму», - подумал Илюша, трезвея и убыстряя шаги, чтобы поскорее миновать неприятную группу. И он почти миновал её, как вдруг услышал негромкий вскрик:
– Левин… Илья…
Илюша разом остановился, словно споткнувшись о своё так неожиданно прозвучавшее имя. Мерное движение группы вдруг сбилось. Шедший сзади конвоир наскочил на передних. Произошла сумятица. Черные тени у ног людей смешались в бесформенное качающееся пятно. В то же мгновение Илюша увидел обращенное к нему иссиня-белое лицо арестанта и узнал его. В следующее мгновение оно исчезло. Сверкнули острые грани штыков, кто-то грубо выругался, раздался звук глухого удара, и шествие нестройно завернуло за угол.