Дрянь погода
Шрифт:
С оружием в руке Эди оседлала его. Взмокшие спутанные волосы падали ей на лицо, закрывая кровоподтек. Казалось, эта дикая, ослепленная яростью женщина вполне способна на убийство. Фред испугался, что сейчас это впервые произойдет у него на глазах.
Эди воткнула острый конец ломика в перекошенную пасть Щелкунчика, пригвоздив к зубам его бескровный язык.
– Еще раз меня ударишь, – сказала она, – и найдешь свои яйца в миксере.
Фред схватил штаны, портфель и дал деру.
Вернув одолженный
Стена оскаленных черепов произвела на Макса неприятное впечатление, но он промолчал и направился в душ. Августин выяснял по телефону, что произошло с черным буйволом покойного дяди. Бонни сварила кофе и отнесла его в гостевую комнату, где губернатор приходил в себя после усыпляющего выстрела. Когда Бонни вошла, он беседовал с Джимом Тайлом. Ей хотелось остаться и послушать невероятного незнакомца, но она поняла, что мешает. Мужчины вели негромкий, серьезный разговор.
– Бренда крепкая, выкарабкается, – сказал Сцинк.
– Я уже прочел все известные мне молитвы, – ответил полицейский.
Бонни тихонько вышла из комнаты и столкнулась с Максом, который с сигаретой в зубах покидал ванную. Бонни решила потерпеть гадкую привычку мужа – по его словам, она возникла в результате боевого стресса от похищения. Супруги прошли в гостиную и сели на диван. Макс в живописных деталях поведал о муках, которые претерпел в руках одноглазого отщепенца.
– Собачий ошейник? – спросила Бонни.
– Ну да, взгляни на мою шею. – Макс расстегнул верхние пуговицы рубашки, позаимствованной у Августина. – Видишь ожоги? Видишь?
Никаких следов Бонни не заметила, но сочувственно покивала.
– Ты определенно хочешь подать в суд?
– Еще бы! – Макс Лэм уловил сомнение в голосе жены. – Господи, он же мог меня убить, Бонни!
Она сжала ему руку.
– Я только никак не могу понять, зачем… зачем ему все это понадобилось?
– Кто знает, когда речь о таком психе. – Макс намеренно умолчал об отвращении Сцинка к его съемкам – он помнил, что Бонни отнеслась к ним так же.
– Наверное, ему требуется хорошее лечение.
– Нет, дорогая, ему требуется хорошая тюрьма. – Макс вскинул подбородок и выпустил дым в потолок.
– Милый, давай подумаем об этом…
Но Макс отстранился и кинулся к телефону, который освободил Августин.
– Позвоню-ка я Питу Арчибальду, – бросил Макс через плечо. – Пусть в агентстве знают, что со мной все в порядке.
Бонни пошла в гостевую комнату. Губернатор, прикрыв глаза, сидел в постели. Всклокоченная борода покрылась налетом морской соли. Джим Тайл со «стетсоном» под мышкой стоял у окна.
Бонни налила мужчинам еще по чашке кофе.
– Как он себя чувствует? – шепнула она.
Сцинк открыл здоровый глаз и прохрипел:
– Лучше.
Бонни поставила чашку на тумбочку у кровати.
– В вас стреляли обезьяним транквилизатором.
– Что несовместимо
Бонни посмотрела на Джима, и тот сказал:
– Я его спросил.
– О чем ты меня спросил? – просипел Сцинк.
– О мертвеце в телевизионной тарелке. Он этого не делал.
– Но стиль мне нравится, – заметил губернатор.
Бонни не удалось скрыть недоверия. Сцинк взглянул на нее в упор:
– Я не убивал этого парня, миссис Лэм. Но если б и убил, вам бы точно рассказывать не стал.
– Я вам верю. Правда.
Губернатор выпил кофе и попросил еще чашку, сказав, что вкуснее никогда не пил.
– И мне нравится ваш парень. – Сцинк показал на полку с черепами. – Хорошо он тут все устроил.
– Он не мой парень. Просто друг.
– Друзья нам всем необходимы, – кивнул Сцинк. Он с трудом выбрался из постели и начал стягивать мокрую одежду. Джим отвел его в ванную и включил душ. Вернувшись с купальной шапочкой губернатора, полицейский спросил, как Макс намерен поступить.
– Он хочет подать в суд. – Бонни села на край постели, прислушиваясь к плеску воды.
В комнату вошел Августин.
– Что решили? – спросил он.
– Если ваш муж придет в участок и подаст заявление, я арестую губернатора уже сегодня, – сказал Джим Тайл. – Дальше будет решать прокуратура.
– И вы это сделаете – арестуете друга?
– Лучше я, чем кто-то чужой. Не переживайте, миссис Лэм, ваш муж в полном праве.
– Да, я знаю.
Все правильно – губернатора надо наказать, потому что нельзя похищать туристов, как бы дурно они себя ни вели. И все же Бонни отчего-то печалила мысль, что Сцинк отправится в тюрьму. Она понимала, что это наивно, но ничего не могла с собой поделать.
Полицейский расспрашивал Августина о черепах на полке:
– Кубинское шаманство?
– Нет, ничего подобного.
– Я насчитал девятнадцать. Не стану спрашивать, откуда они у вас. Слишком чистые для реальных убийств.
– Это медицинские образцы, – сказала Бонни.
– Как скажете. – За двадцать лет Джим насмотрелся на лобовые столкновения и приобрел естественное отвращение к разрозненным частям человеческого тела. – Пусть будут образцы.
Августин снял с полки пять черепов и выстроил их на полу у ног. Потом принялся жонглировать тремя.
– Ничего себе! – сказал полицейский.
Жонглируя, Августин думал о пьяном молодом дураке, который хотел подстрелить дядюшкиного буйвола. Какая грустная и нелепая смерть! Он плавно подхватил с пола четвертый череп, а потом и пятый.
Представление выглядело жутковато, но Бонни поймала себя на том, что улыбается. Из душа в облаке пара вышел голый губернатор с небесно-голубым полотенцем на шее. С густых седых волос на грудь сбегали водяные дорожки. Краем полотенца он промокал запотевший стеклянный глаз. Увидев жонглирующего Августина, Сцинк просиял.