Дублерша для жены
Шрифт:
— Давно пора с тобой разобраться! Сам пойду к губернатору, попрошу таких, как ты, вычесать. Коммуняки! Привык, что ему все можно.., оскорбляет заслуженных людей!
Оттого благообразного, величавого мэтра кинематографа, безукоризненно галантного и предупредительного, какого я видела вчера в ресторане «Львиная грива», не осталось и следа. Леонард Леонтьевич метал громы и молнии. Хотя громы и молнии эти казались какими-то неестественными, наигранными. Или он работает на публику?
Едва ли. Не того калибра тут публика, чтобы разыгрывать представление, —
Нужно было вмешаться. Я схватила «муженька» за рукав и потянула так, что отскочила и покатилась по полу пуговица от манжеты.
— Лео, ты в своем уме? Немедленно перестаньте! Мужчины… Мужчинами именуются, а лаются, как базарные бабы! И ты тоже прекрати! — рявкнула я на Бориса Оттобальдовича так, что он отобразил на лице… некоторую растерянность, что ли. — Вы что, здесь ругаться сошлись? Да еще при посторонних людях… — Я оглянулась на торчащих в дверях Лидию Ильиничну с приоткрытым ртом и Лукина. Последний дернул свою благоверную за руку, и оба исчезли.
После того как мы остались втроем, мужчины молчали около минуты. Наконец Борис Оттобальдович налил себе вина и, не глядя на меня, проговорил:
— Знаешь, Алина, в тот день, когда ты вышла замуж за достойного господина Эллера, я подумал было, что у тебя нет и никогда не будет ума. Но сегодня оказалось, что я ошибался. Ты умнеешь. А теперь оставьте мой дом! Всего наилучшего, уважаемый! — кивнул он Леонарду Леонтьевичу.
Тот, бледный и всклокоченный, машинально кивнул в ответ, и мы оба оставили квартиру Бориса Оттобальдовича Бжезинского.
Что бы ни говорила об этом последнем моя тетушка Мила, очевидна справедливость изречения: время никому не идет на пользу.
— Кажется, я начинаю понимать, почему вы, Леонард Леонтьевич, опасаетесь вашего тестя даже больше неких неизвестных, которые угрожают вашей жене и даже сожгли, — я подчеркнула голосом этот относительно невинный глагол, — джип вашей супруги.
Мы ехали в лифте.
— Да уж, — буркнул он, — гордый, как… сволочь. Вот с чего он пенится? Ну не нравлюсь я ему… Но я нравлюсь уже столь многим, что могу выбирать, кому нравлюсь, а кому нет.
— Вы, как всегда, чрезвычайно скромны и самокритичны, многоуважаемый Лео-Лео, — скептически сказала я. — Ладно. Сядете в машину, вас там ждет Сергей. Господин Вышедкевич, в смысле.
— А ты что, в самом деле намылилась в салон? Или просто декларировала при Бжезинском?
— Нет. На самом деле. Надо поддерживать имидж. Вас и Сергей превосходно защитит, а за себя-то я всегда смогу постоять.
Так что не волнуйтесь.
— Постараюсь, — сказал он. — Ну, жду звонка. Я поехал на съемки. Это в окрестностях поселка Багаево, в семнадцати километрах от Тарасова. Живописнейшие места, я вам скажу. Одно плохо: снега нет. Ну ничего — синоптики не обещали обильного выпадения осадков, значит, все сбудется с точностью до наоборот. Кстати, вот тебе ключи от машины. Пока ты состоишь на должности моей супруги, будешь ездить на ней. Синяя «Хендэй Соната»,
— Ясно, — кивнула я.
Эллер наклонился к моему уху и прошептал:
— А со своей ролью ты сегодня справилась великолепно. Знаешь, ты так изображала Алину, что была лучшей Алиной, чем она сама. Старик аж глаза выкатил, когда ты выдала ему свою тираду. Так что самозванкой ты не прослывешь. Зерна упали на подготовленную почву.
«Опять красивые слова», — с тоской подумала я.
На сем Леонард Леонтьевич изволил отбыть. Я же направилась в роскошный косметический салон «Эрика», чуть ли не самый дорогой в городе, находящийся прямо напротив дома Бориса Оттобальдовича.
Тут меня приняли так, как, верно, принимали бы английскую королеву, прибудь она вдруг сюда. Рослый охранник немедленно поднял трубку внутренней связи, и через минуту ко мне вышла толстая румяная армянка, которая, как оказалось, и являлась владелицей косметического салона «Эрика». Ее так и звали — Эрика Варданян. Госпожа Варданян чрезвычайно любезно и безо всякого акцента осведомилась, какие бы услуги мне хотелось получить сегодня.
— Наверное, после Австрии у нас тебе покажется не очень, дорогая Алиночка, но не обессудь — чем богаты, тем и рады.
Ну, решительно весь город в курсе, что Алина Борисовна Эллер ездила в Австрию на горнолыжный курорт и, что самое существенное, вернулась обратно.
— Эрика, ты, значит, того.., меня по полной программе обработай, — небрежно, с изрядной долей фамильярности кивнула я. — После курорта я немного.., пооблезла, что ли. Все-таки высокогорье. В общем, сделай меня такой, какая я была полгода назад.
— Так это ж волосы красить надо! — отозвалась она. — А ты сама говорила, что у тебя проблемы с волосами.
— Это я пошутила. И вообще, Эрика, какая-то я бледная стала, правда?
Она пристально взглянула на меня и сказала:
— Да, наоборот, хорошо. А то ты как-то раз в солярии заснула, потом тебя негры чуть ли не за свою принимали. А сейчас у тебя кожа.., нежнее, что ли, стала. Ну-ка.., даа-а! — протянула она, разглядывая мою руку. — Ты, Алинка, как-то.., изящнее стала.
Будто тебя в загранке отрихтовали.
«Выражается, как браток, — подумала я. — „Отрихтовали“. Впрочем, наверное, у нее муженек состоит в какой-нибудь веселой бригаде армянского розлива. По крайней мере, об авторитете по фамилии Варданян слыхать приходилось».
— Только, Алиночка, терпение. Если тебе все процедуры проходить, то ведь на это несколько часов потребуется. А ты у нас горячая, в прошлый раз массажистку чуть не прибила. У нее потом руки дрожали, пришлось уволить.
— Да ну! — непринужденно воскликнула я, чувствуя, что роль Алины Эллер удается мне все больше и больше. — Значит, из-за меня девчонку турнули? Это непорядок.
— Нет, ну если хочешь, вернем, — сказала Эрика, пожимая плечами. — Только ведь ты сама в прошлый раз кричала, чтобы ее уволили, потому что она тебе, видите ли, плечика не так пальцем коснулась.