Дублон капитана Флинта
Шрифт:
Аббат бросился в воду, замахал руками, закричал что было сил:
— Помогите! Спасите меня, ради Иисуса Христа! Помогите мне, во имя Господа!
Похоже, на лодке его услышали: парус опустился, и лодка на веслах пошла к берегу.
Аббат в очередной раз возблагодарил Господа и со всех ног побежал навстречу лодке. Он входил все глубже и глубже в воду, наконец, дно ушло из-под его ног, и аббат поплыл.
Несколько взмахов —
Упав на прогретые солнцем доски, Батайль благодарно проговорил:
— Да благословит вас Господь, добрые люди! Вы оказались здесь вовремя, чтобы спасти христианскую душу!
— Кяфир? Неверный? — раздался над ним надтреснутый голос.
Аббат был человек ученый, помимо латыни и греческого он знал и язык Библии, древнееврейский, а также немного понимал и похожий на него арабский. И именно по-арабски говорил его спаситель.
Аббат поднял глаза и увидел два склоненных над ним лица. Один человек был смуглый старик в длинной хлопчатой рубахе — джелабее — и белом тюрбане, другой — могучий чернокожий, вся одежда которого состояла из белой набедренной повязки. На дне лодки лежали свернутые сети и с десяток рыб.
— Слава Аллаху! — проговорил старик. — Мы наловили сегодня мало рыбы, зато в наши сети попался христианин! Его милость паша будет доволен!
С этими словами старик бесцеремонно ощупал мускулы аббата, заглянул ему в рот и довольно поцокал языком:
— Хороший христианин! Крепкий, не старый! Такого можно продать за сто пиастров, а то и за сто пятьдесят!
— О, боже! — воскликнул аббат. — Для того ли Всевышний сохранил мою жизнь, чтобы я стал невольником восточного паши?
В этот миг усталость, жажда и жара сделали свое дело, и священник в который раз лишился чувств.
Когда аббат пришел в себя, уже снова наступил вечер. Он лежал теперь не на дне лодки, а на тощем тюфяке, набитом соломой, в углу нищей хижины, освещенной нещадно коптящей масляной лампой и багровыми отсветами пламени, вырывающимися из бронзовой жаровни. Возле этой жаровни сидел на корточках уже знакомый ему старый рыбак в длинной джелабее. Услышав стон аббата, он повернулся к нему и проговорил:
— Хвала Аллаху, единому и всемогущему! Неверный, кажется, ожил!
С этими словами он поднялся, подошел к аббату и подал ему глиняную чашку с водой.
— Пей, неверный, тебе нужно пить много воды.
В этом аббат был с ним совершенно согласен. Приподнявшись на локте, он жадно выпил всю воду и снова опустился на тюфяк.
— Ты живучий, кяфир! — промолвил старик. — Господин Сулейман, управитель его милости паши, думал, что ты
— Где я нахожусь? — спросил аббат. — Как называется этот город, или это селение?
— Почему селение? — возмутился старик. — Ты находишься в большом и славном городе Аль-Муталиб, которым по милости пророка, да славится имя его, управляет наш господин Излетдин-паша. Я же служу управляющему паши господину Сулейману. Ты, неверный, — собственность господина Сулеймана…
С этими словами старик подал аббату миску с густой кашей и прибавил:
— Ешь, неверный! Тебе нужно хорошо есть, чтобы к следующему месяцу ты стал здоровым и сильным.
— Что будет в следующем месяце? — опасливо спросил аббат.
— В следующем месяце в наш город приедут купцы из Занзибара и даже из самого Каира, в следующем месяце будет рынок! — радостно ответил старик. — Господин Сулейман выставит тебя на продажу! За хорошего белого раба могут заплатить большие деньги!
На следующий день аббат поднялся, и Абдулла, так звали старика, немедленно приказал ему приступить к работе.
На первых порах он поручил ему работу в саду и по дому. Старик жил в бедной лачуге, притулившейся возле дома господина Сулеймана, и выполнял там всякую черную работу в то время, когда хозяин не посылал его на рыбную ловлю. Теперь большую часть этой работы он переложил на пленника.
Дом управляющего паши представлял собой большое белое глинобитное строение, окруженное тенистым садом. Слуг кормили неплохо, и вскоре аббат окреп и оправился после своих злоключений. Он уже начал подумывать, как сбежать из плена, но тут старый Абдулла остановил его, оглядел и сказал удовлетворенно:
— Ты здоров и силен, неверный! Пора тебе приступить к настоящей работе, а то ты только зря ешь хлеб господина!
На следующий день аббата отправили на виноградники паши, где велели рыхлить киркой каменистую почву. С утра до самого заката под палящим солнцем он работал тяжелой киркой вместе с десятком черных невольников. Теперь аббат очень уставал, по вечерам он едва доползал до своего тюфяка. Мысли о побеге больше не приходили в его голову — на них просто не хватало сил.
Путь на виноградники пролегал по узкой каменистой дороге, проложенной неподалеку от городских стен. Проходя по этой дороге каждое утро и каждый вечер под охраной нескольких вооруженных воинов, аббат время от времени бросал взгляд на эти стены. За ними возвышались крыши домов, слышался городской шум. Здесь же, за стенами, паслись козы и верблюды да слонялись до черноты загорелые пастухи.
Однажды утром старый Абдулла разбудил аббата раньше обычного. На улице было еще темно, когда старик растолкал священника и оживленно проговорил: