Дудочка крысолова

Михалкова Елена Ивановна

В гости тем вечером съезжались одни мужчины, и Алька с обреченной усталостью поняла, что снова предстоит «мальчишник». Положение любовницы хозяина защищало ее от всех посягательств, но Алька не переносила саму атмосферу скотства, всегда сопровождавшую такие вечера. «Боже мой, ну ведь взрослые мужики, а не подростки, дорвавшиеся до запретного… А ведут себя совершенно так же».

Поэтому, когда привезли «девочек» и те с радостным визгом попрыгали в бассейн, она лишь пожала плечами и ушла, спряталась в одной из дальних комнат, условно отведенной для нее – на самом деле в этом большом неуютном доме у нее не было своего угла, как у неприкаянной кошки. Несколько раз к ней заглядывали

гости и вытаскивали ее «посидеть и выпить», потом ввалился уже совершенно пьяный Виктор и потребовал, чтобы она вместе с ним куда-то пошла и что-то делала, и Алька послушно шла, делала, улыбалась, кивала, но потом незаметно выскальзывала и старалась скрыться.

Пьяные рожи, полуголые и совсем голые девки, кокаиновый «снежок» на ноздрях и рассыпавшиеся «дорожки» на столах, бутылки, крики, надрывающиеся в дорогих динамиках «Любэ» и Розенбаум… «Расслабуха, детка, – говорил об этом Виктор. – Большим дядям нужно отдохнуть, они много работали». Истинная правда. Действительно, большие дяди много работали, в отличие от нее, ленивой бездельницы, наслаждающейся каждой минутой своего безделья, и они в самом деле заслужили отдых. Но Алька все равно старалась находиться от них подальше – расслабуха вечно оборачивалась не самыми приятными сторонами человеческой натуры.

Микаэллу она заметила потому, что та заметила ее. Именно так Алька определила это для себя. Сначала дама просто наблюдала за ней, но постепенно во взгляде ее появилась жадность. Раз за разом Альку возвращали в «общество», и постоянно она ловила на себе пристальный взгляд, становящийся все более требовательным, словно шлюха примеряла на себя ее жизнь и убеждалась, что ей она пошла бы куда больше, чем этой молодой бестолковой курице, не ценящей своего счастья. Алька понимала: даме с белыми волосами остается совсем немного времени, а затем ее выкинут, заменив на юную красавицу, которой не нужно прилагать таких колоссальных усилий, чтобы «выглядеть». И казалось, что, останься они одни, эта женщина сдерет с нее платье, все украшения, стащит босоножки и наденет все это на себя, а затем отберет Виктора, и даже ту неуютную комнату, которая не была Алькиной, тоже отберет. Алька не впервые сталкивалась с завистью, но с такой – откровенной и неприкрытой – ей не приходилось раньше иметь дело.

– Слушай, это кто? – негромко спросила она у знакомой. – Вроде тетка в возрасте… Зачем ее сюда притащили?

– Она фору многим нашим девкам даст, – убежденно ответила та. – Стриптизерша!

– В каком смысле?

– В прямом. Шесть лет на шесте танцевала. Высший класс показать может!

Та, которая могла показать высший класс, бросила на них косой взгляд. Алька почувствовала облегчение, когда сбежала из-под обстрела этих жадных, требовательных глаз, кричащих «Отдай! Мое! Я тоже хочу!» Ей удалось улизнуть от всех желающих выразить ей заплетающимся языком свое почтение, и по некоторым приметам она догадалась, что Виктор тоже улизнул – с очередной голубоглазой крошкой. Он считал, что должен скрывать от Альки свои развлечения, и ее умиляла такая забота – в том числе и поэтому она все еще оставалась с ним. Он действительно заботился о ней в силу своего понимания этого слова.

Она закрылась в своей дальней комнатушке и с облегчением уснула, а когда проснулась, вокруг была уже глубокая ночь. О том, что ночь глубокая, Алька догадалась по царившей вокруг тишине: замолчали и Любэ, и Розенбаум, и только внизу, возле кострища, оставшегося после шашлыков, неверный голос выводил песню о казаке и Доне.

Она осторожно выползла из своего убежища и убедилась в том, что на сегодня пьянка

и впрямь закончена. Спать ей не хотелось, и Алька решила позвонить подруге – из тех отличных подруг, которые никогда не спят по ночам. Но телефона не было. Пришлось напрячь память и вспомнить, где же она могла его оставить. Место было только одно – комната, которую Виктор называл «бордельная». Алька вздохнула и пошла вниз, на первый этаж, надеясь, что Виктор со своей временной пассией уже закончили развлекаться.

Комната, в которую она осторожно заглянула, была пуста. Хозяин дома обставил ее сам, и название соответствовало обстановке: почти все помещение было занято огромной, слоновьих размеров кроватью под балдахином ярко-красного цвета. Балдахин был расписан рисунками неприличного содержания. Маленькое алое кресло в углу раскрывалось бесстыжим цветком, вывернувшим нутро, а вишневые светильники в форме надутых губ перекликались с такого же цвета тяжелыми портьерами.

По замыслу дизайнера-любителя, здесь все должно было вызывать мысли о сексе и способствовать раскрепощению, однако Алька считала, что эта обстановка способствует только развитию идиосинкразии на оттенки красного. А уж смотреть на акробатические упражнения бедолаг, нарисованных на балдахине, она и вовсе не могла без смеха. Виктор обижался на нее, и потому Алька была очень редкой гостьей «бордельной».

Однако накануне утром она приходила сюда, потому что Виктор решил похвастаться новым усовершенствованием – зеркальным потолком. Алька не сомневалась, что положила телефон на кровать и забыла. Теперь она заглянула в комнату и сразу увидела его: серебристая коробочка валялась у гнутой ножки кровати. Подняв его, Алька собралась выйти, как вдруг внимание ее привлек какой-то звук.

Доносился он из-за кресла. Когда Алька, осторожно обогнув его, заглянула за бархатную спинку, то увидела скорчившуюся на полу даму – ту самую, которая не сводила с нее глаз весь вечер. «Кажется, ее называли Микаэллой». Та сидела на корточках, спиной к Альке, и что-то рассматривала.

– Что ты делаешь?

Микаэлла дернулась и выронила то, что было у нее в руках, – несколько розовых жемчужин. Ожерелье из розового жемчуга Алька видела на одной из девушек, прибывших с кем-то из друзей Виктора. Кажется, именно с ней в конце концов он и удалился в «бордельную»… Когда Алька подумала об этом, в голове ее все встало на свои места.

– Девчонка вспомнит, где порвала ожерелье, вернется сюда и недосчитается десятка бусин. И что тогда ты будешь делать? – с искренним любопытством спросила она. – Или ты собираешь все?

Взгляд Мики сверкнул такой яростью, что, будь Алька из пугливых, она бы перепугалась. Но Алька никого не боялась, тем более – воровок.

– Значит, все… – констатировала она. – Слушай, тебе что, так деньги нужны?

– Ты дура, что ли? – хрипло спросила женщина. – Кому они не нужны?

– Ну я тебе дам. Сколько нужно?

Ярость во взгляде проститутки сменилась недоверчивым удивлением.

– Просто так дашь, что ли?

Алька пожала плечами:

– Дам. Просто так. Если тебе не очень много надо. А то много у меня нет.

– А мало мне ни к чему! – огрызнулась Мика. – Ты что, осчастливить меня хочешь? Типа, в добренькую сыграть? Стерва!

Несколько удивленная такой интерпретацией ее побуждений, Алька хотела что-то добавить, но не успела – за дверью раздались шаги, а следом – торопливый стук.

– Виктор Аркадьич! – позвал из-за двери вкрадчивый голос. – Виктор Аркадьич, вы здесь?

Дверь начала приоткрываться. Женщины переглянулись, и в следующую секунду Мика, схватив Альку за руку, дернула ее за портьеру.