Дуэль на троих
Шрифт:
Ну конечно, кому не пропасть! Напротив меня, словно в пляшущем свете геенны, восседал месье Пикар.
– Вы все-таки рехнулись, господин полковник. Мои искренние поздравления!
Лицо Пикара украсила улыбка превосходства:
– Как часто, обретая долгожданную свободу, мы понимаем, что только перебрались в более надежную тюрьму.
При этих словах он покрутил колесико под фонарем, и то ли пламя увеличилось, то ли ставень отъехал от стеклышка слева, но прежде темная, левая часть салона озарилась (не скажу, как днем, но как довольно ясным вечером) со всей кроваво-шелковой обивкой и со связанной Анютой на полу в углу. Ее рот был натуго затянут крепкой шелковой тканью, а левая рука Пикара, оказывается, все это время сжимала двуствольный пистолет, приставленный к Анютиной груди.
Полковник демонстративно, с противным хрустом взвел оба курка. Анюта нервно покосилась на него.
– Месье Пикар, я думал, что вы просто хорек, а вы еще и хорек-извращенец!..
Но вывести его из себя было не так-то просто.
– Поболтай, поболтай напоследок, – благодушествовал этот рекрут преисподней. – Но если не выложишь мне сей же час первого свитка… – И Пикар, красноречивым продолжением своих слов, направил пистолет теперь на голову Анюты, прижал к виску. Девушка невольно зажмурилась. – …то я подарю этой прелестной головке еще одно украшение. Из чистого свинца, – утвердил он свое редкое витийство словесно.
Меня сжимали с двух сторон его мордовороты. Неужели я, кретин, настолько отупел и отсырел в своем подвале, что дал этой змее себя обвить?..
– Стало быть, ты все это подстроил? Заманил ее сюда?.. – подытожил я.
– Как только я понял, что на свою жизнь, как и большинству русских, вам плевать, – Пикар все еще доброжелательно улыбался, – я просто спросил себя: чью жизнь вы оцените дороже?
– Отпусти ее, и мы договоримся.
Полковник иронически поцокал языком:
– Здесь мной предусмотрена иная последовательность. – Изящным жестом он проиллюстрировал свое желание: – Свиток! И в следующий миг – она свободна.
Он даже открыл ногой дверь с Анютиной стороны, и в карету с порывом сырого ветра ворвался грохот подков по булыжнику.
– Свиток уничтожен, – сказал я Пикару. – Я все запомнил дословно.
Полковник деликатно прикрыл дверь. В карете восстановился относительный уют.
Аня, видимо, силясь хоть что-то понять, переводила взгляд с меня на Пикара и обратно.
– Тогда мадемуазель придется сопроводить нас до места, – после паузы решил полковник.
Из воспоминаний капрала Франсуа Пигаля
…Мы все уже переоделись в нашей палатке в родные мундиры и рассовали по мешкам русские кафтаны, а Люка все не было. «Поляки», понятное дело, давно уже смылись.
– Может, Люка уже в роте? – предположил Поль. – У него там запасной мундир… А мы здесь его ждем?
– И поляки куда-то пропали, и Жан! – пнул в досаде русские мешки Пьер. – Даже «мерси» не сказал!.. Нет, не по мне все это!
Я поправил его эполет.
– Да пошла она подальше, эта партизанщина! – все больше раздражался Поль. – Все в мыле вертимся, стараемся, а чего навоевали – не поймешь!..
Из дневника Жана Бекле
…Выйдя из кареты следом за солдатами Пикара, я, признаться, с трудом понял, куда мы приехали. Но все-таки определился на местности, покрутив немного головой.
Ну да, это же часть древней стены Китай-города!.. Только закаленная в дни последнего пожара кирпичная кладка плавно кренилась под натиском времени.
– Так это здесь!.. – все-таки вырвался у меня невольный возглас.
– Вы видели это место во сне? – усмехнулся Пикар.
Он неспешно подошел к стене и даже любовно огладил ее старые, узкие кирпичики-плинфы.
– Таким стенам не страшны пожары. Итальянцы времен Возрождения строили на совесть. Аристотели, мать их… Только легкая волна по кладке – от ветра веков. – Он еще раз ласково провел рукой.
– Да вы поэт, полковник?! – не удержался я.
– В принципе, я победил эту слабость. Но иногда прорывается… Вы не возражаете? – кивнул он на солдата, который завязывал мне руки.
Из кареты вывели и поставили со мною рядом Аню.
Между тем подъехал и встал рядом второй фаэтон с бесподобной упряжкой.
– Двух карет мне хватит, как вы думаете? – спросил у меня деловито Пикар.
Мы поднялись по каменной пристенной лестнице в таком порядке: сперва солдат из ведомства Пикара с фонариком, потом сам полковник, потом еще солдат, потом Аня, потом я, и замыкали шествие еще два дебелых солдата.
Вышли на башню. Я окинул взглядом ночной город. Казалось, сотню раз он был уже обворован, разорен и сожжен, а все-таки и ночью жил. Всюду мерцали костерки, загорались какие-то новые огоньки – вроде факелов, белым дымом в ночном небе вились печные, каминные трубы спасенных домишек и зданий. Кремлевские башни грозно темнели вдали…
– Нет-нет. Нам налево. Вот сюда, – указал мне Пикар.
Мы вышли на древнюю стену.
– Вот, я досюда высчитал. – Он останавливается на стене, твердо расставив ноги, с видом человека, безупречно исполнившего свой долг, и с наслаждением втянул ночной октябрьский воздух. – Как раз и дождик кончился… И войска уже выходят из города. Нам никто не помешает. По-моему, я сторговался с Провидением наилучшим образом?
Он полез за пазуху, слегка помедлил, наслаждаясь моим чутким вниманием. Я плюнул и отвернулся от паяца. А когда снова глянул, он уже похлопывал об руку резным футляром со вторым свитком.
– Будете сверять или поверите на слово? – Издали Пикар как бы подавал мне футляр. – Третий угол стены Китай-города, Башня Жака Стратилата и пять саженей левее, если Покровский храм сзади. – Он повертел футляр еще, как бы в сомнении: давать не давать? – Вот и всё, но… кроме этой информации, там много совершенно лишних наставлений. Как жить, зачем жить. Боюсь, вы зачитаетесь, и это отнимет у нас массу времени. – Мерзавец вновь спрятал за пазуху трофей: – Я потом вам дам, а вы пока читайте наизусть свою часть завещания. И желательно тоже… без философских отступлений.