Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном
Шрифт:
Подсудимый поручик барон Геккерн противу объяснения камергера князя Вяземского и письма, писанного 26-го января камергером Пушкиным к барону Геккерну объяснил, что реляцией о происшедшей между ими дуэли он называет письмо, писанное секундантом его, графом д’Аршиаком, к камергеру князю Вяземскому, потому что в оном, как ему известно, описано подробно условие дуэли и всего происшедшего на месте оной по всей справедливости. Пистолеты, из коих он стрелял, были вручены ему его секундантом на месте дуэли, Пушкин же имел свой и что он, посылая довольно часто к г-же Пушкиной книги и театральные билеты при коротких записках, полагает, что в числе их находились некоторые, коих выражения могли возбудить его щекотливость как мужа, что и дало ему повод упомянуть о них в своем письме к барону де Геккерну 26-го числа января как дурачества, им писанные. Записки и билеты были им посылаемы к г-же Пушкиной прежде, нежели он был женихом.
Подсудимый инженер-подполковник Данзас на вопросы комиссии объяснил следующее: о всем предшествовавшем до 27-го января он ничего не знал,
Объяснив все причины неудовольствия, Пушкин встал и сказал г-ну д’Аршиаку, что он предоставляет ему как секунданту своему сговориться с ним, д’Аршиаком, изъявив твердую волю, чтобы дело непременно было кончено того же дня. Г-н д’Аршиак спросил его при Пушкине, согласен ли он принять на себя обязанность секунданта. После такого неожиданного предложения со стороны Пушкина, сделанного при секунданте с противной стороны, он не мог отказаться от соучастия, тем более что г-н Пушкин был с детства его товарищем и приятелем; к тому же он имел намерение и надежду, хотя весьма слабую, к примирению. После ухода Пушкина первый вопрос его был г-ну д’Аршиаку, нет ли средств окончить дело миролюбно. Г-н д’Аршиак, представитель почитавшего себя обиженным г-на Геккерна, вызвавшего Пушкина на дуэль, решительно отвечал, что никаких средств нет к примирению. И за сим предложил ему постановить следующие условия: приехать соперникам в начале 5 часа пополудни за Комендантскую дачу и стреляться там на пистолетах. Расстояние между соперниками назначить 20 шагов, с тем, чтобы каждый мог делать пять шагов и подойти к барьеру. Никому не давать преимущество первого выстрела, но чтобы каждый дал по одному выстрелу, когда угодно, на означенных пяти шагах до барьера, наблюдая, чтобы каждый стрелял друг в друга в одинаковом расстоянии, а в случае промахов с обеих сторон начинать же на тех же условиях. К сим условиям г-н д’Аршиак присовокупил не допускать никаких объяснений между противниками, но он возразил, что согласен, что во избежание новых каких-либо распрей не дозволить им самим объясняться, но, имея еще в виду не упускать случая к примирению, он предложил, со своей стороны, чтобы в случае малейшей возможности секунданты могли объясняться за них.
По окончании разговора его с г-ном д’Аршиаком он отправился к Пушкину, который тотчас послал за пистолетами, по словам его, на сей предмет уже купленными; в исходе 4-го часа они отправились на место дуэли, куда и прибыли почти в одно время с противниками. Г-н д’Аршиак тотчас приступил к измерению расстояния, за сим ему ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Барьер означен был шинелями секундантов. Потом г-н д’Аршиак и он зарядили каждый свою пару пистолетов и вручили по одному противникам, они по его знаку тотчас начали сходиться. Г-н Геккерн, не доходя шага до барьера, выстрелил и ранил Пушкина, который упал у своего барьера; они бросились к нему на помощь, но Геккерн остановлен был словами Пушкина, которой сказал по-французски: «Подождите, я чувствую в себе довольно силы, чтоб сделать свой выстрел». Г-н Геккерн после сего стал на свое место правым боком вперед и прикрыв рукой грудь. Так как пистолет Пушкина при падении его забился снегом, он подал ему другой.
Пушкин, опершись левой рукой на снег, выстрелил; когда раненый в руку Геккерн упал, тогда Пушкин бросил свой пистолет в сторону, сказав: «Браво». Видя опасность раны Пушкина, он и д’Аршиак обратили на него все внимание, усадили его в сани, в коих довезли до Комендантской дачи расстоянием с полверсты от места дуэли, а оттуда в карете довез он его к нему на квартиру, оттуда немедленно отправился искать медиков.
Быв сам неожиданно взят Пушкиным, он ни о каких других свидетелях и
Впоследствии инженер-подполковник Данзас в рапорте от 14-го февраля с представлением копии с письма камергера Пушкина к графу д’Аршиаку от 27-го января между 9 и 10 часами утра, доносит, что содержание оного письма ясно доказывает, что утром, в самый день поединка, Пушкин не имел еще секунданта, полагает, что сие может служить к подтверждению показаний его, что он предварительно до встречи с Пушкиным 27-го января ни о чем не знал; он счел необходимым представить сию копию в комиссию для сведения к пояснению обстоятельств, касающихся до выбора секунданта со стороны Пушкина, прибавил еще о сказанном ему г-ном д’Аршиаком после дуэли, то есть, что Пушкин накануне несчастного дня у графини Разумовской на бале предложил г-ну Мегенсу, находящемуся при английском посольстве, быть свидетелем с его стороны, но что сей последний отказался, сообщает предложение Пушкина г-ну Мегенсу письмо его к графу д’Аршиаку и некоторые темные выражения в его разговоре с ним, когда они ехали на место поединка, он не иначе может пояснить намерения покойного, как тем, что по известному ему и всем, знавшим его коротко, высокому благородству души его, он не хотел вовлечь в ответственность по своему собственному делу никого из соотечественников, и только тогда, когда вынужден был к тому противниками, он решился, наконец, искать его как товарища и друга с детства, на самоотвержение которого он имел более права считать.
После всего, что он услышал у графа д’Аршиака, из слов Пушкина, хотя вызов был со стороны г-на Геккерна, он не мог не почитать избравшего его в свидетели тяжко оскорбленным в том, что человек ценит дороже всего в мире – в чести жены и собственной, оставить его в сем положении показалось ему невозможным, он решился принять на себя обязанность секунданта.
Подсудимый поручик барон г-н Геккерн противу объяснения подсудимого инженер-подполковника Данзаса объяснил, что ему неизвестно, кто писал к г-ну Пушкину безымянное письмо в ноябре месяце 1836 года и кто виновник оного, слухов нелепых, касающихся до чести жены его, он никаких не распространял и не согласен с тем, что он уклонился от дуэли предложением его жениться на его свояченице, что даже подтверждает письмо г-на Пушкина к графу д’Аршиаку где он говорит, прошу свидетелей сего дела смотреть на сей вызов как недействительный, узнавши стороной, что барон Геккерн, решился жениться на девице Гончаровой после дуэли, что же касается до его обращения с г-жой Пушкиной, не имея никаких условий для семейных их сношений, он думал, что был в обязанности кланяться и говорить с нею при встрече в обществе, как и с другими дамами, тем более что муж прислал ее к нему в дом на его свадьбу, что, по мнению его, вовсе не означало, что все их сношения должны были прекратиться; к тому еще присовокупил, что обращение его с нею заключалось в одних только учтивостях, точно так, как выше сказано, и не могло дать повода к усилению поносительного для чести обоих слухов и написать 26-го января письмо к нидерландскому посланнику.
По формулярным и кондуитным спискам показано подсудимым, [что] инженер-подполковнику Данзасу от роду 37 лет, из дворян, сын генерал-майора, в службу поступил из Императорского царскосельского лицея прапорщиком 1817 года ноября 7-го, подпоручиком 1819 апреля 26-го, поручиком 1823 декабря 2-го, штабс-капитаном 1828 января 1-го, капитаном 1829 августа 30-го, подполковником 1836 января 28-го, в походах и домовых отпусках находился, в штрафах не бывал, к повышению чина всегда аттестовался, имеет ордена Св. Владимира 4-й степени с бантом и серебряные медали, в память походов против персиан 1826, 1827 и 1828 и за Турецкую войну 1828 и 1829 годов установленные, и золотую полусаблю с надписью «За храбрость». Поручику барону Геккерну от роду 25 лет, из воспитанников французского Королевского военного училища Сант-Сир, при вступлении в службу корнетом 1834 февраля 8-го на верноподданство России не присягал, поручиком 1836 января 28-го, в походах, домовых отпусках, штрафах и арестах не бывал, к повышению чина аттестовался достойным.
Комиссия военного суда по выслушании всего вышеписанного определением 13-го числа заключила привесть дело немедленно к окончанию.
Вследствие чего производитель дела аудитор 13-го класса Маслов рапортом от 14-го числа за № 7 донес Военно-судной комиссии, что по лежащей на нем обязанности изложенных воинских процессов I главы в пунктах 7 и 8 и соображаясь с указом 1802 года августа 18 с пунктом 15, он по обстоятельствам означенного дела считал бы неизлишним потребовать через с. – петербургского обер-полиций-мейстера установленным порядком от жены камергера Пушкина объяснение в том именно:
1-е.) не известно ли ей, какие именно безымянные письма получил покойный муж ее, которые вынудили его написать 26-го числа минувшего января к нидерландскому посланнику барону Геккерну оскорбительное письмо, послужившее, как по делу видно, причиной к вызову подсудимым Геккерном его, Пушкина, на дуэль;
2-е.) какие подсудимый Геккерн, как он сам сознается, писал к ней, Пушкиной, письма или записки, кои покойный муж ее в письме к барону Геккерну от 26-го января называет дурачеством, где все сии бумаги ныне находятся, равно и то письмо, полученное Пушкиным от неизвестного еще в ноября месяце, в котором виновником распри между подсудимым Геккерном и Пушкиным позван нидерландский посланник барон Геккерн и вследствие чего Пушкин еще прежде сего вызывал подсудимого Геккерна на дуэль, но оная не состоялась потому, что подсудимый Геккерн предложил жениться на его свояченице, а ее сестре;