Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном
Шрифт:
Кроме того, Военно-судная комиссия на основании вышеприведенного высочайшего его императорского величества повеления в особо составленной записке изъяснила меру прикосновенности к настоящему делу следующих лиц, как то:
1) министра нидерландского барона Геккерна. По имеющемуся в деле письму убитого на дуэли камер-юнкера Пушкина видно, что сей министр, будучи вхож в дом Пушкина, старался склонить жену его к любовным интригам со своим сыном, поручиком Геккерном, по показанию подсудимого инженер-подполковника Данзаса, основанному на словах Пушкина, поселял в публике дурное о Пушкине и жене его мнение на счет их поведения, а из собственного его, барона Геккерна, письма, писанного к камер-юнкеру Пушкину в ответ на вышепомянутое его письмо, выражениями оного показывал прямую готовность к мщению, для исполнения коего избрал сына своего, подсудимого поручика барона Геккерна;
2) состоявшего при французском посольстве виконта д’Аршиака, выехавшего за границу. По имеющимся в деле собственноручным его письмам и показаниям подсудимых поручика барона Геккерна и инженер-подполковника Данзаса находился со стороны Геккерна
и 3) находящегося при английском посольстве г-на Мегенса. По показанию подсудимого инженер-подполковника Данзаса, сообщенному ему секундантом подсудимого поручика барона Геккерна д’Аршиаком, о имевшей быть между камергером Пушкиным и поручиком бароном Геккерном дуэли знал накануне по случаю приглашения его первым на бале у графини Разумовской со стороны своей быть свидетелем оной.
Дело сие начато судом 3-го, а кончено 19-го числа февраля; в Аудиториатский департамент на ревизию поступило 11-го марта. Подсудимые: поручик барон де Геккерн и подполковник Данзас содержатся под арестом.
Презусом суда был лейб-гвардии Конного полка флигель-адъютант полковник Бреверн.
МНЕНИЯ
Командир Кавалергардского ее величества полка свиты его величества генерал-майор Гринвальд, усматривая, что поручик барон де Геккерн в опровержение взведенного на него Пушкиным подозрения относительно оскорбления чести жены его никаких доказательств к оправданию своему представить не мог, равномерно за смертью Пушкина и судом не открыто прямой причины, побудившей Пушкина подозревать барона де Геккерна в нарушении семейного спокойствия, но, между прочим, из ответов самого подсудимого барона де Геккерна видно, что он к жене покойного Пушкина прежде, нежели был женихом, посылал довольно часто книги и театральные билеты при коротких записках, в числе коих были такие (как он сознается), которых выражения могли возбудить Пушкина щекотливость как мужа. А потому он, генерал-майор Гринвальд, сообразив вышеписанное, находит, что последнее сознание поручика барона де Геккерна есть уже причина, побудившая Пушкина иметь к нему подозрение, и, вероятно, обстоятельство сие заставило Пушкина очернить барона де Геккерна в письме к отцу его, нидерландскому посланнику барону де Геккерну, а вместе с тем и насчет сего последнего коснуться к выражению оскорбительных слов, за что, хотя он и приговорен судом к смертной казни, но он, Гринвальд, применяясь к монаршему государя императора милосердию, простирающемуся ко всем впадшим в преступление, а также принимая во уважение молодые поручика барона де Геккерна лета и то обстоятельство, что он, будучи уважим чувствами сына защищать честь оскорбленного отца своего (хотя сему, быть может, сам был причиной) и через то имел несчастье подпасть под строгий и справедливый гнев правосудия, полагает: поручика барона де Геккерна, лишив всех прав российского дворянина, разжаловать в рядовые с определением в дальние гарнизоны на службу. Подполковника же Данзаса, коему предстоял еще случай прекратить таковую дуэль донесением по начальству, чего он не исполнил и тем допустил совершиться оной и самому убийству, хотя и следовало бы подвергнуть его равному наказанию, но, принимая в уважение долговременную и беспорочную сего штаб-офицера службу, бытность его в походах и полученную во время сражения противу турок пулей рану, не лишая его дворянства, по лишении орденов и золотой полусабли с надписью «За храбрость» разжаловать в рядовые впредь до выслуги с определением в армейские полки.
Командующий 1-й Гвардейской кирасирской бригадой генерал-майор барон Мейендорф, также соображаясь с милосердием государя императора ко всем впадшим в преступление, полагает достаточным, лишив подсудимого поручика барона де Геккерна чинов и дворянства, разжаловать в рядовые без выслуги и потом определить в Кавказский отдельный корпус; подсудимый же подполковник Данзас, судя по важности дела, в которое он вмешался, справедливо заслуживал бы понести определенное законом наказание, но, принимая в уважение, что он вовлечен был в сие сколько из уважения к Пушкину, с коим, по собственному его чистосердечному пред судом сознанию, имел товарищество и дружбу с детства, также то, что он прежде служил беспорочно, был в походах и получил рану, полагает: выдержать в крепости, в каземате, шесть месяцев со строгим после того подтверждением, чтобы при подобных случаях ссору старался прекратить миролюбно. Относительно подсудимого Пушкина, подлежавшего наказанию в равной степени с поручиком Геккерном, суждение за смертью его оставить.
Начальник Гвардейской кирасирский дивизии генерал-адъютант граф Апраксин находит, что, хотя по случаю смерти Пушкина и отъезда за границу виконта д’Аршиака, бывшего секундантом со стороны Геккерна, невозможно открыть во всей подробности причин поединка, но по соображении дела, равно документов и ответных пунктов подсудимых открывается:
1) что еще в ноябре месяце 1836 года камер-юнкер Пушкин, считая себя обиженным дерзким обращением с его женой поручика барона Геккерна, вызвал его на поединок; вызов этот был принят Геккерном, но Пушкин, узнав о намерении Геккерна жениться на его свояченице девице Гончаровой, сам от такового поединка письменно отказался. Подсудимый барон Геккерн показывает, что этот вызов был без причины, но в ответах своих сам сознается, что некоторые из его коротких писем к жене Пушкина, писанные при доставлении к ней книг или театральных билетов, могли возбудить его щекотливость как мужа; следовательно, не отклоняет ничем подозрений Пушкина;
2) по показанию барона Геккерна с этого самого дня прерваны были между ними все сношения, кроме учтивостей; по показанию же подполковника
3) сверх того Пушкин имел подозрение на нидерландского посланника барона де Геккерна в сочинении полученных им обидных писем без подписи и в распространении слухов, касающихся до оскорбления чести жены его; он писал 26-го числа прошлого января к нидерландскому посланнику письмо, коим, описывая неприличные поступки его сына, вместе с тем в обидных выражениях изъяснялся о самом посланнике – следствием сего был вызов на дуэль со стороны поручика Геккерна;
и 4) самый поединок совершился 27-го января, на коем камер-юнкер Пушкин получил смертельную рану в грудь, от которой после умер, Геккерн же слабо ранен в руку и теперь находится под арестом, а потому он, генерал-адъютант Апраксин, по соображению вышеизложенных обстоятельств полагает: поручика барона Геккерна, лишив чинов и дворянства, разжаловать в рядовые впредь до отличий выслуги; а инженер-подполковника Данзаса, который введен был в сие дело внезапно и который имел надеждой и первым желанием помирить противников, равно принимая в соображение его девятнадцатилетнюю службу, нахождение в войнах с персианами и турками и полученную им в сей последней рану, полагает достаточным, не лишая кровью его заслуженных почестей, продержать в крепости четыре месяца и потом обратить по-прежнему на службу.
Командир Гвардейского резервного кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Кнорринг 1-й по соображении обстоятельств дела сего находит, что, хотя подсудимый поручик барон де Геккерн за произведенный им с камер-юнкером Пушкиным поединок и причиненную ему смертельную рану подлежит на основании статей 352, 332, 82 и 173 Свода уголовных законов строгому наказанию, но в уважение того, что он решился на таковое, строго законом запрещенное действие, будучи движим чувствованиями сына к защищению чести оскорбленного отца, он, генерал-лейтенант Кнорринг, полагает: разжаловать его в рядовые впредь до отличной выслуги с преданием церковному покаянию, выдержав притом в крепости шесть месяцев в каземате.
Равномерному подлежал бы наказанию и камер-юнкер Пушкин, если бы оставался в живых; что же касается до находившегося при оном поединке со стороны Пушкина секундантом инженер-подполковника Данзаса, который оказывается виновным в недонесении о том начальству, то за сие на основании статьи 354 помянутого свода, хотя он также подлежит строгому наказанию, но в уважение того, что он предварительно не знал об оном поединке и увлечен был к тому 27-го января Пушкиным нечаянно, притом намерение его было примирить соперников, в чем, однако ж, с д’Аршиаком они не успели, равно и в уважение его девятнадцатилетней отличной и беспорочной службы, бытия в походах и сражениях против персиан и турок и полученной раны, он, генерал-лейтенант Кнорринг, согласно с мнением начальника дивизии генерал-адъютанта графа Апраксина, полагает оштрафовать его, Данзаса, с содержанием в крепости четыре месяца на гауптвахте и потом обратить по-прежнему на службу.
Командующий Отдельным гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром находит виновными: поручика барона де Геккерна в противозаконном вызове камер-юнкера Пушкина на дуэль, нанесении ему смертельной раны и, по собственному его признанию, в раздражении Пушкина щекотливыми для него записками к жене его, а подполковника Данзаса, во-первых, в непринятии надлежащих мер или к примирению враждующих, или к отвращению предположенной дуэли, тогда как, несмотря на краткое время от извещения его о дуэли до совершения оной, он мог бы исполнять последнее, к чему обязывал его и самый закон, тем более что секундант со стороны Геккерна отрицал уже возможность примирения враждующих; и, во-вторых, в противозаконном соглашении быть секундантом, за каковые преступления полагает: поручика Геккерна, лишив чинов и заслуженного им российского дворянского достоинства, определить на службу рядовым в войска Отдельного кавказского корпуса впредь до отличной выслуги; предварительно же отправления его на Кавказ выдержать в крепости, в каземате, шесть месяцев, так как относительно его нет в виду никаких заслуживающих снисхождение обстоятельств, ибо письмо камер-юнкера Пушкина к посланнику барону Геккерну с выражениями, весьма оскорбительными для чести обоих Геккернов, при строгом воспрещении дуэли не могло давать права на таковое противозаконное самоуправие; впрочем, всякое рассуждение о сем письме без объяснения Пушкина было бы одностороннее, и в особенности, если взять в соображение, что заключающаяся в том письме чрезвычайная дерзость не могла быть написана без чрезвычайной же причины, которая только слабо объясняется показанием подполковника Данзаса и сознанием самого поручика Геккерна, что выражения его в записках к жене Пушкина могли возродить в сем последнем щекотливость как мужа. Относительно же подполковника Данзаса, то он, генерал-адъютант Бистром, принимая во уважение немаловременную усердную его службу и отличную нравственность, о которой свидетельствуется в кондуитном его списке, равно бытность в походах и неоднократных сражениях, полученную при штурме крепости Браилова рану пулей в левое плечо навылет, с раздроблением кости и заслуженные им храбростью знаки отличия, осмеливается ходатайствовать монаршего милосердия с тем, дабы, вменив ему, Данзасу, в наказание бытность под судом, выдержать сверх того под арестом в крепости, на гауптвахте, четыре месяца и после того обратить по-прежнему на службу; а о поступке камер-юнкера Пушкина, за смертью его, оставить без дальнейшего заключения.