Дух зверя. Книга вторая. Рожденные из пепла

Твой путь – осенний ветер.

Степной орел расправляет крылья.

Твой путь тугою плетью,

Заметает каждый шаг пылью.

Твой путь – по костям земли,

Твой путь – по цепям воды.

На упругих лапах звери шли,

Чуя запах беды.

Зов крови.

На броне драконьей полыхнуло солнце.

Зов крови.

Давно ли ты понял, что никто не вернется.

На великой охоте начинается день,

Пляшет солнечный знак на струне тетивы.

За спиною бесшумно стелется тень,

В переплетенье из жесткой травы.

Льется

По сухим ковылям, да по перьям седым,

Где смерть жжет костер, ты вдыхаешь дым.

Зов крови.

Ястребиное зрение, человечьи глаза

Зов крови.

Разгорелись поленья, не вернутся назад

Зов крови.

И смеется сталь, от крови пьяна.

Знаешь, как тебя ждали здесь?

Не было жизни, была лишь война.

Легким шагом ты входишь в смерть.

Расползается, тлея, ткань бытия,

Ярость светла, словно факел, клинок.

И не нижний мир получит тебя,

А с улыбкою встретит воинственный бог.

Зов крови.

Смерти волчьим оскалом ты в лицо усмехнешься.

Зов крови.

Ты всегда знал, что не вернешься.

(С) группа Мельница «Зов крови»

За сто десять лет до описываемых событий.

Год тысяча восемьсот третий.

Южная ночь была черна, несмотря на полную луну, мерцающую сквозь лёгкую дымку облаков. Её белый лик отражался в водной глади бассейна в центре внутреннего дворика. На бортике сидел человек. Белые одежды, белые волосы, белая кожа, белые незрячие глаза – он сам был похож на далёкую звезду и испускал такое же сияние. Оракул сидел неподвижно, глядя в воду. И вдруг вскинул голову, обернулся, вглядываясь в темноту галереи, окружавшей двор.

– Valkommen bror.(Добро пожаловать, брат)

От темноты, казалось, отделилась малая часть, и к бассейну подошёл человек. Чёрная одежда, чёрные волосы, чёрные глаза – гость из мира теней.

– И ты здравствуй, брат.

Оракул некоторое время пристально разглядывал гостя, потом, будто утратив интерес, снова отвернулся к воде.

– Зачем ты пришёл, Хельги? Каждый твой визит сулит мне одни мученья.

Голос его звучал устало. Гость не обратил на упрек никакого внимания, лишь присел рядом и, опустив в воду руку, такую же белую и узкую, как у брата, нарушил зеркальную гладь.

– Мне нужна твоя помощь, Альба.

Оракул удивлённо воззрился на брата. Теперь йок смотрел в воду, не желая поднять глаз.

– И чего же ты хочешь?

– Я… Я хочу освободиться.

– Продолжай.

– Я больше так не могу! Не могу терпеть это… Притяжение. С каждым годом всё хуже и хуже, будто нить укорачивается, и меня тянет… Тянет к ней. Все мои мысли о ней. Как бы я ни старался, чем бы ни отвлекался, всё равно думаю только о том, как… Как прикасаюсь к ней, смотрю в её золотые глаза. Она мне снится, брат! Почти каждую ночь! И это не влечение плоти. Я бы хотел просто сесть рядом и смотреть, как она пишет или читает свои заумные книги. Хотел бы услышать её голос, пусть она даже кричит на меня. Это… Я не знаю, что это, но оно приносит мне боль. И эту боль я не могу ни излечить, ни унять…

– Так иди, навести её. Может, подерётесь раз-другой, и успокоишься.

Хельги поднял на Альбу глаза. Тот лишь улыбался, разглядывая брата.

– Это не решит проблему. Я хочу свободы. Полной свободы от всех привязок. К тому же я недавно увидел это, – он оголил живот и показал на свой пупок. – Очередная печать?

На белой коже проступила серебристая вязь, изображающая змею, свернувшуюся в кольцо вокруг распахнувшей крылья птицы. Проступила и тут же пропала.

– Это печать связи. Поверь, она есть у многих. Даже у меня, – Альба поднял рубашку и указал на свой живот. – То, что ты видишь её, странно. И говорит о твоей внутренней силе. Но убрать я её не смогу. Не я поставил. Каждый человек… и нечеловек делает эту печать сам. Любовь! Ненависть! – Вот её первопричина. Ты любишь Змею, ты ненавидишь Змею, и…

– Я хочу прекратить это! – перебил Хельги брата. Оракул нахмурился.

– Что ты хочешь прекратить, глупый йок!

– Я хочу разорвать связь.

Альба долго смотрел на брата, потом тихо заговорил, и голос его сочился нескрываемым презрением.

– Ты так хотел быть человеком, хотел чувствовать. С таким трудом и болью ты сломал все печати, разбил и собрал своё тело множество раз. И вот тебя посетило самое прекрасное чувство, а ты бежишь от него. Трусливый дурак, неужели…

– Я хочу разорвать связь, – казалось, Хельги не слышал, что говорил ему брат, лицо его на миг исказилось гримасой страдания, но лишь на миг, и снова оно было спокойно и безучастно. Альба помолчал. Разочарование читалось в его взгляде. Он снова опустил взгляд на отражение луны.

– Тогда иди и убей её.

– Я не смогу, она сильнее меня, – Хельги помедлил, потом добавил: – И не хочу.

Альба снова с интересом взглянул на него.

– Тогда тебе нужно заставить её разорвать связь.

– Но как?

– Ты должен причинить ей очень-очень сильную боль.

Йок усмехнулся.

– Что может быть сильнее того, что я уже с нею сделал? Но наша связь только крепла на этой боли и ненависти.

– Ты причинял ей боль, но, чтобы она там ни думала и ни говорила о тебе, ты никогда не предавал её ради своих интересов.

Хельги некоторое время пристально смотрел на Альбу, потом резко поднялся.

– Спасибо, брат, – и исчез в темноте. Чёрная одежда, чёрные волосы, чёрные глаза, чёрная душа – гость из мира теней.

Оракул посмотрел на воду, потом поднял глаза к небу.

– Прости брат, что обманул тебя. Всё должно повториться, видимо, такова судьба. Опять та же боль и то же разбитое сердце. Но, может, в этот раз у вас наконец-то получится что-то кроме банальной смерти.

Марианна нервно вложила локон белокурых волос под чепец и внимательно оглядела своё отражение в стекле входной двери: опрятна, но слишком бедна для такого богатого дома. И взялась за начищенную до блеска медную ручку. Из будки на неё вопросительно глянул консьерж.

– Квартира графа Соколова, – сообщила девушка, подняв пакет в руке, – от швеи.

– Четвёртый этаж, – ответил консьерж и взялся за трубку телефона, чтобы сообщить хозяевам.