Духов день
Шрифт:
Положа руку на сердце, освобождать этого слизняка у меня не было ни малейшего желания. А было желание с чистой душой свалить, и пусть они тут с мертвяком делят место под крышкой гроба сколько душе угодно. Но — мало ли. Вдруг мне эта мразь пригодится ещё. Да и Троекурову подгадить хочется, чего уж тут. Представляю, как взбесится, когда увидит, что Вольфганг слинял — и сразу на сердце теплеет.
— Ладно, хрен с тобой.
Я взялся за край гроба двумя руками. Дёрнул — опрокинув его набок. Качнул и треснул кулаком по дну. Вольфганг, с высоты табуретки,
— Не слышу. У вас претензии к доставке? Вернуть, как было?
Вольфганг тут же заткнулся. Я взял его за шиворот, поставил на ноги. Верёвку на ногах разрезал, на руках трогать не стал. Выберемся отсюда, осмотрю нового знакомого на предмет наличия амулетов — тогда и решу, развязывать или пусть так ходит.
Приказал:
— Топай. — Выдал Вольфгангу указующего пинка в сторону лестницы. — Сам ныл, что сосед вот-вот вернётся, а теперь тормозишь.
Вльфганг, со всей поспешностью на какую был способен после трёхдневного лежания в гробу, принялся подниматься по лестнице.
После мёртвого освещения могилы звёздному небу и свежему воздуху я обрадовался, как родным. С наслаждением вдохнул. После чего показал Вольфгангу:
— Нам туда.
Вольфганг посмотрел «туда» и завизжал. «Оттуда», перепрыгивая через могилы, семимильными шагами нёсся знакомый мертвяк.
— Ну, всё-таки не пройдёт ночь даром, — воодушевился я. — Как говорится, на охотника и родии бегут.
Достал меч. Чтобы не ждать вхолостую, кастанул Удар.
И тут покойник исполнил нечто такое, чего я до сих пор от тварей не видел. Он резко, как по команде, бросился мордой в землю, и таким образом разминулся с Ударом. Тут же вскочил и опять понёсся, издавая потустороннее урчание.
Образ немного портил каравай хлеба, которой мертвяк держал в одной руке. Инструкции ему дали вполне конкретные: узника не выпускать, гибели не допускать. А тут узника тырят внаглую — это, конечно, приоритетно — но ведь и кормить его надо будет всё равно.
В общем, когда мертвяк налетел на меня, у меня оказалось преимущество: драться он мог лишь одной рукой.
Я схватил Вольфганга за шкирку и с силой рванул назад, отправив катиться по ступенькам обратно. Сам кастанул Доспехи, активировал мечу его мечистость, заставив светиться призрачным светом, и встретил опасность в полном соответствии со своими представлениями о прекрасном.
Согласно плану, первым же ударом я должен был отсечь мертвяку руку, но что-то пошло не так. Плоть меч рассёк без проблем, а вот с костью не справился. Лязгнул, как по стали, отскочил. Аж в руку отдалось.
— Ёпт, ты чего, протез, что ли, поставил? — пропыхтел я, отбиваясь от суматошных, но настойчивых атак какого-то нового типа тварей.
Мертвец не вступал со мной в диалог. Он рычал и кидался, как зверь, норовя добраться до меня когтями, либо зубами. Я был принципиально против и, в свою очередь, бил его мечом, пытаясь найти слабое место.
Слабое место не находилось. Эх,
Пришлось в итоге действовать без сосредоточения. Отбив очередную атаку, я кастанул Знак Меч, и мертвяка рубануло от плеча до задницы. Кости, однако ж, сдюжили. Остался лишь бескровный разрез, да рубаха испортилась безвозвратно.
Удар! — мертвяк наконец-то словил метафизическую пудовую гирю в харю и отступил на пару шагов. Это дало мне возможность кастануть прокачанного Красного Петуха. Струя пламени опалила выходца из могилы и таки подожгла.
Как минимум, одежда и волосы занялись хорошо. И, судя по тому, как взревел пациент, происходящее ему не понравилось.
Ну что ж, братишка, а теперь давай-ка испытаем твои косточки как следует, по-серьёзному!
И я кастанул Костомолку.
Мертвеца согнуло в позу эмбриона. Что-то очень громко хрустнуло, послышался сдавленный вой.
Я, скрипя зубами, удерживал Костомолку, концентрируясь на воображаемой шкале маны. Когда там, по моим прикидкам, осталось меньше четверти, отменил Знак.
Мертвяк, глухо рыча, упёрся руками в землю. Хлеба он так и не выпустил. Хотя то, во что превратился каравай, на еду походило меньше всего. И мертвец, кажется, это понял. Он поднёс к глазам руку с хлебно-земляным месивом, завыл и, оттолкнувшись ногами, прыгнул на меня.
Удивительным образом я успел сотворить Защитный Круг, и мертвяк всего лишь долбанулся в него черепом. После чего стёк на землю. Кажется, хребет я ему переломил.
Человек бы на том и закончился, в лучшем случае оставшись паралитиком, но у мертвеца были свои приколы. В частности, он не был живым, и вряд ли мозгу нужен был позвоночник, чтобы передавать конечностям импульсы.
Тварь на четырёх мослах пустилась вкруговую, пытаясь найти брешь в моей защите. Бреши в Круге не было. Однако я имел неудовольствие наблюдать картину, как эта тварь перелезает через попавшееся на пути надгробие. Как змея обтёк! Фу, аж передёрнуло.
— Дружище, сэкономь мне время: как тебя убить?
Только рычание в ответ. Даже без привычного «Ненавижу!» Ладно, будем тестировать всё подряд.
Молния! — хренушки. В справочнике, впрочем, было написано, что против заложных покойников — а мой пациент, по всему видать, из этих, — не работает. Но не попробуешь — не узнаешь ведь.
В порядке бреда: Приручение! — тоже облом, мертвец вообще не понял, чего от него хотят. Знак «остановки времени» имел бы смысл только тогда, когда есть напарник. А я тут один впахиваю, блин. Не считать же Вольфганга за подкрепление. Он, небось, там уже полные штаны кирпичей навалил. Хорошо, если только кирпичей…
А маны-то всё меньше. Надо бы уже чего-то решать. Ну, давайте — Мороз!
Почувствовав себя Саб-Зиро, я направил на тварь, которая уже мало напоминала человека, поток морозного воздуха. Тварь вздрогнула и замерла, покрывшись инеем.