Духовидец (Из воспоминаний графа фон О***)
Шрифт:
У нас в резиденции не случилось ничего, достойного упоминания. Благодаря молчанию неаполитанского посла и старого герцога, равно и вашей предусмотрительности — я имею в виду маску, — осталось тайной, кто передал герцогу юного принца. Только венский посол что-то подозревает. По общему мнению, ребенка отбили у наследной принцессы на дороге; сверх того, ее незадолго до этого видел здесь, в городе, один из кавалеров ее покойного супруга. Утверждают, что люди герцога похитили ребенка в Гессене, — рассказываются даже любопытные подробности. Слухам о ночном побеге Цедвица из каземата верят весьма охотно, полагая, что старый герцог, в память о своем друге, отце юнкера, не только сему не препятствовал, но даже и помогал — в этом пункте
Принц дважды виделся со своим «советчиком» — оба раза ночью. Фрайхарт, находившийся при первой встрече в соседней комнате, поведал мне, что беседа была очень оживленной. Принц не поделился впечатлениями ни с ним, ни со мной, однако похоже, армянин подстрекал его к более решительным и самостоятельным действиям. Получены деньги от венского и дрезденского дворов — они снова на стороне принца, поскольку ребенок снова попал под опеку старого герцога. Фрайхарт сообщил, что принцу доставлена изрядная сумма из приватных средств французской королевы.
Согласно Вашей просьбе, посылаю это письмо через Триест. Буду держать Вас, дорогой друг, в курсе событий и надеюсь скоро о Вас услышать. Передайте Цедвицу лучшие пожелания принца и, естественно, наши с Фрайхартом.
Граф Остен — маркизу Чивителле
16 июля
Еще ничего нет от Вас, дорогой маркиз, хотя до следующей недели вряд ли можно на что-нибудь рассчитывать. Пользуюсь оказией: один и секретарей кайзеровского посольства едет завтра в Венецию с поручением к представителю своего двора.
Ничего исключительного не произошло, впрочем, есть кое-что интересное для такого спокойного хроникера как я. Позавчера мы с принцем имели многочасовую беседу касательно осады Гибралтара — нас, как старых военных, эта тема чрезвычайно занимает. От своего друга, лорда Сеймура, принц получил подробное сообщение, и мы его сравниваем с новостями, услышанными здесь, в резиденции, от испанского и французского послов. У принца имеются превосходные карты укреплений Гибралтара. Представьте, маркиз, в апреле и мае прошлого года испанцы и французы забросили в город около восьмидесяти тысяч ядер и бомб! Город давно в развалинах, но укрепления держатся великолепно; генерал Элиот во время своей ноябрьской вылазки сумел полностью уничтожить вражеские батареи. В этом месяце на помощь осаждающим прибыл герцог де Крийон — знаменитый инженер д'Аркон возводит для него плавучие батареи.
Поскольку вы не солдат, дорогой маркиз, я не уверен, заинтересуют ли вас подробные реляции, однако мы с принцем оба способны часами просиживать за нашими картами. Посмотрели бы вы на принца: глаза сияют, каждый жест выдает напряженное внимание! Если он станет правителем этой страны, могу поспорить, он совершит в южной Германии то, что потсдамский философ сумел сделать на севере.
Я видел армянина, или доктора Тойфельсдрока, или как его еще называть! Читал в своей комнате, выходящей в сад, и вдруг — странное беспокойство. Не мог толком сообразить причины. Закрыл глаза, пытался сосредоточиться, но единственно ощутил приближение. Я подошел к окну, открыл и разглядел в парке доктора, который направлялся к моему дому, одетый на сей раз в обычное гражданское платье. Он смотрел на мое окно, будто ожидая меня увидеть.
— Жаркий день, граф Остен, — крикнул он. — Жарковато для книжных занятий. Ну и каково ваше мнение о Гольбахе?
Похоже, маркиз, доктор повсюду имеет шпионов. Я и в самом деле читал Гольбаха, — прислали недавно из Парижа. Доктор не ждал приглашения, поднялся по лестнице и вошел в комнату не постучав. Взял книгу и тотчас принялся говорить о Гольбахе и других энциклопедистах. Соглашаясь с ними далеко не во всем, упрекал в недостаточном внимании к Спинозе. Хвалил, напротив, одного молодого франкфуртского поэта по имени Гете — друга веймарского герцога. Вы, может быть, помните, маркиз, это имя иногда упоминалось за нашим столом: он духовный сын шлифовщика линз из Гааги, он еще…
Простите, ради Бога, дорогой друг! Сей философический разговор столь же мало интересен для вас, как и военный о Гибралтаре. Короче говоря, мы беседовали три четверти часа о разных отвлеченных вещах. Когда он прощался, то, уже держась за дверную ручку, обернулся и заявил:
— Я дал принцу пилюль. Прошу вас ни при каких обстоятельствах не отговаривать их принимать.
И вышел, не ожидая ответа.
Он спустился не по лестнице, ведущей в парк, а по другой — на улицу. Я прошел в библиотеку и встал близ закрытого, тяжелого оконного занавеса, дабы подглядеть в щель. Улица была пуста. Услышал, как дверь внизу открывается; доктор пересек маленький палисадник. В тот же момент раздался стук копыт: стоило доктору выйти за ворота, — подскакал егерь, держа на поводу вторую лошадь. Доктор вскочил в седло, насмешливо помахал рукой в сторону окна, словно бы уверенный в моем местонахождении, и удалился легкой рысью.
Ничего экстраординарного, дорогой маркиз, но согласитесь: занимательные подробности.
Вечером разговаривал с бароном Фрайхартом — оказалось, принц несколько дней принимает пилюли. Речь идет о так называемом мекониуме — сухом дистиллате сока недозрелого мака. Ост-Индская компания с большой выгодой продает в Европе этот наркотик, повсюду распространенный на востоке. Я даже слышал, что злодей Дамьен, ранивший ножом французского короля, постоянно употреблял мекониум. Этому обстоятельству приписывают его неслыханную стойкость при самых страшных пытках, — он претерпел четвертование, если вы помните. Впрочем, доктор дал принцу не англо-индийский препарат, который курят наподобие табака, но малазийский — его глотают. Такой способ более по душе туркам, персам и грекам. По словам Фрайхарта, людей, приверженных этому наркотику, называют териакидами, хотя зелье и не имеет ничего общего с териаком. Не могли бы вы, маркиз, сообщить поподробней о данном препарате? Ведь, насколько мне известно, купцы вашей республики пребывают в постоянной связи с Турцией и особенно с городом Смирной.
Ходят слухи, что наследная принцесса снова в резиденции. Несколько лакеев и двое приближенных покойного принца утверждают, будто видели ее и прекрасно узнали. При дворе, естественно, переполох. Старый герцог вызвал этих людей и заставил поклясться на Библии. Властям отдан приказ ее задержать. Опасаясь вторичной попытки покушения, меры безопасности удесятерили. Обычную охрану заменили гренадерами гвардейского полка, в спальне юного наследника постоянно дежурят офицер и двое солдат, когда мальчика выводят на прогулку, его сопровождают гусары. Принц Александр хохочет над этим спектаклем, но старый герцог и горожане настроены весьма серьезно: создается впечатление, что любой горожанин или горожанка, входят в большой охранный корпус, — так важно и внимательно изучают они углы домов и перекрестки в поисках тайного врага.
Верховный суд решил рассмотреть по отдельности иск принца Александра о легитимности наследника и претензию наследной принцессы. Заседание по делу принца состоится на ближайшей неделе, — по общему мнению, иск принца будет отклонен окончательно.
Граф Остен — маркизу Чивителле
28 июля
Сейчас прибыло письмо юнкера принцу и Ваша короткая записка. Очень трогательно, дорогой друг, что Вы тотчас подумали о принце, когда Вам предложили эскиз сада Мурано. Принц Александр обрадовался необычайно. Он пытался, как я узнал от Фрайхарта, сам набросать этот вид. К тому же принц весьма ценит Каналетто: сразу после смерти художника он купил несколько его работ.