Думаешь, это любовь?

Веденская Татьяна

– Я считаю, что это неизбежно.

– Почему? – расстроилась я.

Вокруг нас валялись раскиданные чертежи, деньги, карточки, джинсы и прочая дребедень.

– Потому что мы разные. И потому что мы – вместе.

– Звучит, как рекламный слоган, – усмехнулась я.

Он притянул меня к себе, обнял, запустил руку под свитер и провел ладонью по моему плечу.

– Ты правда хочешь на вечеринку? Тебе это действительно так сильно нужно?

– Нет, – замотала головой я. – Я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

– Я всегда с тобой.

– Нет, не всегда. Ты все время работаешь.

– Сейчас я совершенно свободен. Иди ко мне, – прошептал он, и наша ссора кончилась традиционно, чем и должна завершиться ссора двух любящих людей: страстными объятиями, поцелуями

и внутренней беспочвенной уверенностью, что каждый добился своего и что проблема решена. Я после этого почему-то подумала, что теперь-то уж Костя перестанет протестовать, если я иногда все-таки отправлюсь на какую-нибудь вечеринку. А он остался в полнейшей уверенности в том, что все, что мне на самом деле надо, – чтобы он был со мной чаще и больше. И, как водится, каждый из нас ошибался, прежде всего в том, что наша ссора – первая и последняя. Первой-то она была, а вот последней не стала, и после нее периодически в доме вспыхивали скандалы, пугающие, короткие, молчаливые или бурные. Нам обоим было что сказать друг другу, но ни один из нас на самом деле не хотел ничего ни слышать, ни знать. Милые бранятся – только тешатся? Вот уж неправда, никогда не думала, что два взрослых, любящих друг друга человека могут оставаться столь глухи к словам и чувствам обоих. Каюсь, я тоже не ангел, я тоже хотела только того, чтобы он понял, каково мне. Каково это – быть привыкшей к свободе, молодой, симпатичной женщиной, которая тухнет в ожидании, когда ее прекрасный принц приедет с работы. Он в свою очередь тоже терпел многое из того, что с кем-то другим терпеть бы не стал.

К Новому году мы подошли изрядно потрепанными, местами поврежденными, местами закалившимися в боях. На праздник было решено остаться дома (о боже, чего мне стоило сделать вид, что я не возражаю), а Костя сказал, что берет на себя весь праздничный стол.

– Когда ты говоришь, что берешь его на себя, ты ведь на самом деле имеешь в виду, что берешь его на Лилию Филипповну?

– Ну, я не хочу тебя нагружать.

– А разгружать? Я не баржа. И вполне в состоянии приготовить салат, – обиделась тогда я.

– Уверена? – ухмыльнулся он, и в результате весь праздничный стол был сервирован готовыми салатами из супермаркета, подозрительной курицей гриль, кучей колбасы и сладостей.

– Ничего ужаснее нельзя и представить, – поразилась я, осмотрев наш праздничный стол. – Этим же категорически нельзя кормить детей.

– Мама бы никогда такого не дала нам, – аккуратно ввернула Дарья.

Я усмехнулась.

– Дашка, а ты имеешь что-то против мороженого с шоколадным сиропом? Папа, ты купил нам шоколадного сиропа? – спросила я торжественно, как на утреннике в школе, копируя голос Снегурочки.

– А как же, – дед-морозовским тоном пробасил Константин и вынул из холодильника большую коричневую бутылку. – Специально для хороших детей, которые не портят никому настроение.

– О, это как раз наш случай, – радостно кивнула я, подмигнула Даше и плюхнулась на диван.

Телевизор мотал бесконечные «Иронии судьбы», теперь уже числом две штуки, за окном мела новогодняя пурга, у нас в углу стояла наряженная пахучая елочка с местного рынка, на столе высилась гора бутербродов. Костя разлил нам шампанского (детям газировки), и мы проводили старый год. Я залезла на диван с ногами, замоталась в большой чуть колючий плед и даже чуть задремала, держа в руке бокал. Дети трескали мой салат, который оказался не столь ужасен после того, как я выковыряла из него почти все огурцы. Все было хорошо. Костя даже умудрился подложить под елку подарки, уговорив Алешу помочь мне отнести на кухню грязную посуду. Ровно в двенадцать часов я незаметно выключила свет, а Костя врубил лампочки на елке.

– Что это? – ахнул Алеша, глядя на нас круглыми глазами.

Я улыбнулась.

– Надо подумать. Может, тут Дед Мороз пролетел?

– Сейчас? Но я же его не видел?! – возмутился ребенок.

– Поспеши, может, ты его еще успеешь увидеть с балкона? – подначивал сына Костя.

Даша только фыркнула и отвернулась, не мешая нам дурить голову брату. Еще бы, она-то уже давно совсем большая девочка, которой не нужно никакого Деда Мороза.

– Совсем не нужно? А подарки тебе тоже не нужны? – тихонько спросила ее я.

– Смотря от кого, – дернула маленькими плечиками она. – Если от тебя – то нет.

– Почему? – удивилась я. – Что во мне плохого.

– Ты не подходишь нам, – вдруг выдала она. – Папа хотел жениться, чтобы у нас была мама. А ты не подходишь по многим статьям.

– По каким? Тебе не нравится то, что я не умею готовить? – нахмурилась я.

Какая рациональная девочка, черт возьми, даже мурашки бегут по коже.

– Ты неаккуратна, не любишь готовить, не читаешь сказок, – начала педантично перечислять Даша.

– Вообще-то я читала вам сказки, вы сами перестали просить! – возмутилась я.

– Да, но ты засыпала после двух абзацев, и нам приходилось тебя будить, – покачала головой она.

Я пожала плечами. Кто виноват, что сказки такие усыпляющие. В конце концов, их именно для того и рассказывают – чтобы усыпить. Какая разница – кого.

– И что еще? Это все? Тебе не кажется важным, что твой папа меня любит и он со мной счастлив? – попыталась достучаться до нее я.

– Папа тебя не любит. Он любил и всегда будет любить только маму. А теперь он просто хочет, чтобы в доме появился человек, который станет ухаживать за нами. Он считает, что нам нужна мама, и ему кажется, что ты – неплохой вариант. А я так не считаю, – уточнила она, чтобы я не сомневалась в ее личном мнении.

– С чего ты взяла, что папа меня не любит? – нахмурилась я.

– Он сам мне так сказал.

– Что он сказал? – похолодела я.

– Что ты неплохой вариант, а других все равно нет.

– Он не мог так сказать, – помотала головой я.

– Но он сказал. И добавил, что любовь тут ни при чем. Это все только ради нас. Ради нас он готов на все.

– Да, – кивнула я, не зная, что мне делать и что говорить.

Тут в комнату вернулись Алеша с Костей, улыбающиеся, насмотревшиеся на праздничные фейерверки, которые (по словам Кости) люди запускают вслед улетающему Деду Морозу.

– Пап, но если он тут был – где подайки? – насупился Алеша.

– Как где – там, где им и положено быть.

– Где? Под елкой, что ли? Ой! Пап, тут что-то есть! Тут для всех! Дашка, иди сюда, где здесь мое имя? – заволновался Алеша, увидев под елкой кучу красочных коробок.

Даша побежала читать Алеше имена на коробках. Я же продолжала сидеть на диване, оглушенная ее словами. Нет, «оглушенная» – неправильное слово. Я и сама знала, подозревала… во всяком случае, должна была подозревать, что для Кости наши отношения – всего лишь необходимость, которая не имеет с любовью ничего общего. Нет, я уверена, что нравлюсь ему, что он вполне может чувствовать себя счастливым со мной. Но главное для него – дети, а потом уже все остальное. Детям нужна мать. А мне? Что нужно мне? Когда я вообще в последний раз задумывалась о том, что нужно мне? Мне нужно утирать сопливые носы? Нужно вертеться в кровати, стараясь уместиться под половинкой одеяла, которое во сне Костя перетягивает на себя? Как я раньше проводила новогодние праздники? Разве я хоть когда-то оставалась дома, чтобы кромсать морковь и выковыривать из салата огурцы? Я могла встретить Новый год в ночном клубе в компании какого-нибудь очередного МЧ, мы пили бы мартини или даже текилу, танцевали бы, обнимались в укромных закутках. И не было бы ни одного телевизора, ни большого, ни маленького, и никто бы не слушал ни однообразных выступлений очередного президента, ни фильмов, которые все знают наизусть. И это я бы потом запускала фейерверки, а не смотрела бы на них из окна, стоя в вечернем платье и тапочках, замотанная в плед. Внезапно мне показалось, что я утратила себя, утратила то, что всегда считала в себе самым ценным, – стремление к свободе. Да, я люблю Костю и верю, что и он все-таки любит меня. Ну и что? Я любила много раз, я много раз расставалась. И что такого нового в нынешней моей любви, ради чего я сижу дома и смотрю какие-то ужасные юмористические концерты, похожие на парады фриков и извращенцев? Это что, теперь и есть моя жизнь?