Дурак
Шрифт:
Василь больше не приезжал.
Бабы сначала ее донимали, не появится ли у Иванки сынок, после такого-то гостя. Марфутка удивлялась им про себя: «Сынок, как же. Им бы все об одном судачить. Если б жизнь человеческая была такой простою. Гости да сынки». Потом бабы начали пересказывать ей новости. Василь загулял. Василь запил. Василю невесту посватали. Свадьба сорвалась.
Марфутка пришла домой, села за стол, положила голову на руки.
– Ты что? – спросила старуха.
– Ничего. – Однако не выдержала: – Зачем они меня мучают? Я не хочу ничего знать! Я НЕ ХОЧУ НИЧЕГО ЗНАТЬ!
Старуха потащила ее на улицу. Подвела к бабам. Плюнула одной в лицо. Той, что усмехалась. Бабы замерли, а Марфутка охнула:
– Не надо так, мама. Пусть себе говорят, Бог с ними.
Один раз она выходила за околицу и смотрела на дорогу, закусив зубами платок. Всего один разочек. Осень выдалась тяжелая. К зиме сильно заболели и старуха, и Иванка. Марфутка и имя такое забыла «Вася», ей не до того было. Два тяжелых больных тела, две заботы. Старуха, очнувшись, спрашивала про сына. Старуха выкарабкалась, Иванка помер под самое Рождество. Аккурат на свой день рождения. В последнюю неделю перед смертью он сильно изменился. Взгляд стал умный и сосредоточенный, какой-то светлый и даже радостный. Но он молчал, видел Марфутку и молчал. И пить не просил. Где-то был он уже не здесь. Ей бы тоже хотелось там оказаться. Взгляд его говорил, что там лучше. Такой же радостный Иванка лежал и в гробу. Старуха цеплялась за тело и не хотела, чтоб уносили.
– Как же Иванка Рождество любил, – сказала она вечером.
«Я тоже раньше любила», – Марфутка пыталась отыскать внутри искорку, а находила только безысходную тоску.
Обняла старуху:
– Конечно, любил. Он такое дитя был. Самый его праздник. Может, потому его Господь и забрал к себе в Рождество.
Обе заплакали.
– Что мы теперь делать будем? – спросила старуха. – Как жить? Как я буду жить
– Уйдем, мама, в монастырь? – отозвалась Марфутка.
Старуха кивнула и закачалась в беззвучном плаче:
– Иванка такой добрый, беззащитный. Ангел просто. Все говорили, лучше б он умер, зачем мучается, а мы со стариком решили – грех так и думать, это и есть нам ангел, от Бога данный. Иванка. Больше всех моих детей любила. Ласковый какой. Он все понимал, только сказать не всегда мог. Сыночек мой.
– Вот как хорошо, – утешала ее Марфутка, – такая у вас радость в жизни была. Сыночек. Не у всякого случается.
Старуха с утра собралась и уехала, не сказав ни слова. Марфутка боялась ее отпускать, слабую после болезни и похорон. Однако расспрашивать и останавливать больше боялась: такое горе. Сама знает, что ей сейчас лучше, то и делает.
– Ведьма пожаловала, – встретил старуху Василь.
– Пьяный? – презрительно сощурилась она.
– Тверезый как стеклышко. Да тебе-то какая разница?
– Иванка помер.
Она видела, как у него сначала лицо согрелось состраданием, потом исказилось гримасой боли.
– Женился? – поинтересовалась.
– После Крещения собираемся. Уже все готово, – хмуро ответил. Подскочил: – Сбегу. И ее увезу.
– Все бы тебе сбегать. Сиди уже. Пойду с отцом говорить.
Василь покачал головой с сомнением.
– Ничего, – хмыкнула старуха, – твой до денег жадный. С таким приданым, какое Марфутке дам, договоримся.
– К тебе тут посватались, – вошла в дом и сразу же сообщила старуха.
Марфутка решила, что от горя старуха помутилась разумом.
– Вон, не выдержал, примчался, за дверью стоит. Заходи уже.
Василь смущенно мял шапку.
– Мама, вы куда собираетесь? – испуганно спросила Марфутка.
– Тут все твое. А я – в монастырь.
– Мама, как же я без вас? Останьтесь. – Марфутка дернула Василя: – И ты проси.
Он бухнулся на колени.
– Ладно, – сказала старуха, – дождусь внука, а там – посмотрим.