Дураки и герои
Шрифт:
Прямо по ходу взлетели фонтаны воды: с катера открыла огонь автоматическая пушка. Мангуст крутанул штурвал, лодка шарахнулась из стороны в сторону. Сергеев, стараясь удержаться, выронил гранатомет и вцепился в сиденье, как утопающий за соломинку.
Дум! Дум!
Снаряды прошли над самыми головами, обдав Михаила тугими струями горячего воздуха. Теперь Мангуст положил судно на правый борт, и вовремя! Разрывы взметнулись в том самом месте, где они должны были оказаться секунду спустя.
Барабан гранатомета был пуст. Толку от него на такой волне и при скорости было, как с козла молока, но сидеть
Дум!
Фонтан воды накрыл их слева – снаряд лег ровно в метре от борта. Мангуст мгновенно направил катер в сторону разрыва и поступил правильно.
Дум!
Следующий снаряд угодил бы прямо в кокпит, но благодаря интуиции Мангуста он лег на самую малость правее – в редан ударил могучий кулак, оторвавший длинный корпус красного дерева от воды, и Кручинин, совсем уж было примостившийся на заднем диване, снова кубарем полетел по салону.
Сергеев зубами вцепился в брезентовые ручки сумки с боезапасом и, лежа на спине, судорожно набивал огромный барабан похожими на великанские револьверные пули гранатами.
Дум!
Сергеева искупало еще разок. Что-то запело, защелкало, засвистело, перекрывая рев моторов, на высоком, гнутом ветровом стекле появились отверстия, зазмеились трещины – в бой вступил кубинский пулеметный расчет. Стрелять ребят научили на совесть, но это почему-то не радовало.
Закончив перезарядку гранатомета, Михаил вскочил. Хотя сказать «вскочил» было бы явным преувеличением. Колено и катер, прыгающий по короткой, крутой волне, как ошалелый заяц, делали процесс вставания мучительным и далеко не быстрым.
Скорость их катера была почти такой же, как у кубинского торпедоносца – если расстояние между ними и увеличилось, то незначительно. Пограничники по-прежнему висели в кильватере, явно не собираясь оставлять беглецов в покое.
А впереди, по курсу, уже виднелся знакомый Сергееву до боли силуэт. Он узнал бы его из тысячи. Многие из его коллег, увидев этот силуэт, сразу бы поняли, что в нейтральных водах их ждет никто иной, как «Академик Мстислав Келдыш» – на вид мирное исследовательское судно, а на самом деле – шпионский корабль, напичканный под завязку далеко не цивильной аппаратурой.
С него Сергеев не раз десантировался у чужих берегов, оно же, выходя на точку рандеву, забирало их после выполнения заданий. Такое случалось как минимум трижды: в море, близ западного побережья Африки, возле Аргентины и в территориальных водах Вьетнама. «Академик» был отчетливо виден, но до него оставалось еще миль шесть, а это означало, что с таким же успехом корабль мог стоять на рейде Новороссийска и на Красной площади, пришвартовавшись к Мавзолею, – шансы добраться до него целыми и невредимыми, имея на хвосте два вооруженных до зубов торпедоносца, были практически равны нулю.
Дум! Дум!
Снаряды легли прямо по курсу, заслонив брызгами горизонт, Мангуст переложил судно на левый борт, уходя от огня. Сергеев прицелился, как мог, и выстрелил в сторону преследователей, больше надеясь на удачу, чем на верный глаз.
На задний диван, пачкая дорогую белую кожу сидений кровью из разбитого во время падения носа, снова выполз Кручинин. Глаза у него были безумные – от боли, страха и злости. Губы Сашки постоянно шевелились, и Сергееву почему-то подумалось, что шепчет он не молитву.
Выпущенная Михаилом граната легла гораздо левее форштевня кубинского торпедоносца – экипаж катера на разрыв даже внимания не обратил. Но тут же, словно в ответ, по сергеевскому судну ударил пулемет. Михаил стрельбы не услышал, звук относило набегающим ветром и к тому же ревели на полных оборотах два четырехсотсильных мотора, но вдоль борта посудины прошла вскипающая пеной полоса от всплесков тяжелых пуль.
Били из крупного калибра. Такая очередь, попади она точно по их скорлупке, отправила бы катер на дно с той же эффективностью, как и артиллерийский снаряд. Сергеев привстал, прицеливаясь, и успел заметить, как от борта катера-преследователя отделился какой-то цилиндрический предмет и грузно рухнул в волны по ходу судна. Сергеев похолодел от догадки и на четвереньках бросившись к Мангусту, буквально вскарабкался по нему, цепляясь за трещащую по швам «гавайку», и проорал прямо в мангустово ухо: «Торпеда!»
Между катерами не было и трехсот метров. Длинное тело торпеды, оставляя за собой шлейф из пузырьков сжатого воздуха, неслось под самой поверхностью моря со скоростью в пятьдесят узлов. Сергеев ее не видел, но хорошо представлял себе полутораметровый цилиндр, начиненный тремястами с лишним килограммами взрывчатки, рассекающий воду круглым упрямым лбом.
Мангуст заложил такой поворот, что обоих его пассажиров едва не вывалило за борт – Сергеев рухнул между сиденьями, как куль с мукой, а Кручинин перекатился с одного борта на другой и замер, уже и не пытаясь подняться. Михаил увидел совсем рядом его бледное лицо, перепачканное блестящей, как масляная краска, кровью, разбитые губы и быстро заплывающий опухолью бессмысленный глаз. Сашка был в нокауте, но автомат из рук так и не выпустил.
Торпеда, ведомая чутким акустическим датчиком, следовала за ними, как преданная собачонка за хозяином. Катер-охотник даже сбавил скорость и прекратил стрельбу из «эрликона»* – так замирает лучник, в момент, когда стрела уже сорвалась с тетивы и несется к цели. Экипаж с интересом смотрел за дуэлью скоростного прогулочного судна и выпущенной на волю смертоносной болванки.
Мангуст, рискуя перевернуться, чертил судном полукруг, и (Сергеев оценил замысел!) стремительно сближался со вторым катером, шедшим за ними малым ходом. На его корме, возле лежащих на направляющих торпед, суетились люди – экипаж тушил разгоревшийся от гранаты пожар.
Шкипер первого катера, скорее всего, тоже понял мысль Мангуста, и торпедоносец, развернувшись на «пятке», бросился было на выручку товарищу, но…
Похожий обводами на веретено или на боевую ракету «прогулочник» был проворнее при маневрах и к тому же имел запас по времени. Проскочив перед носом у дымящегося «подранка», Мангуст переложил штурвал направо так споро, что поднятая ими волна взлетела к солнцу радостными брызгами, выскочил кубинцам за корму и мгновенно сбросил ход до нуля, находясь прямо в кильватерной струе. И тут же рванул ручку на себя, да так, что судно, просев на транец, ринулось вперед, едва касаясь воды винтами.