Дурман-звезда
Шрифт:
Над толпой пронесся разочарованный вздох. Но хозяйка "змеи", похоже, ни капельки не расстроилась. Она пожала плечами, махнула рукой и прокричала звонко:
– Ой, да не очень-то и хотелось! Были б женихи приличные, а то смех один. Годик еще погуляю. Правильно, девки?..
Вокруг засмеялись.
– А и верно, Янка! Какие тут женихи? Тебе б из благородных кого!..
– Волка! Или нет, лучше Ястреба!
– И чтобы замок!
– И герб!
– И яхта!..
Почин был положен, и девушки осмелели. Разбрелись
Зато у соседки цветочный жгут не распался, а наоборот, как будто бы скрутился сильнее. Искристая змея опускалась медленно, изгибалась плавно и грациозно, а у самой воды свернулась кольцом - "косичка" превратилась в настоящий венок, и течение понесло его прочь.
Хозяйка венка взволновано ахнула и всплеснула руками, а другие кинулись ее поздравлять. Пчелка тоже порадовалась и опять взглянула на реку. Хотела пересчитать, сколько получились колец-венков: они продолжали светиться, медленно уплывая.
Но рядом вдруг закричали на несколько голосов.
Пчелка проследила, куда направлены взгляды, и тоже пискнула от испуга. Одна из "змей", запущенных с берега, никак не желала падать. Она извивалась в воздухе, но это был не танец, а конвульсии, корчи. Вокруг "змеи" клубился лиловый дым, и она визжала от боли - на такой невыносимо высокой ноте, что у Пчелки заныли зубы. Искры на змеиной "шкуре" меняли цвет - теперь они были не фиолетовые, а красные, словно воспаленные язвы. Запахло паленым мясом.
"Змея" сгорала в солнечном свете.
Пламя яростно полыхнуло, и на воду посыпался черный пепел.
Пчелка посмотрела на берег, чтобы увидеть, кому принадлежали цветы. И застыла, прижимая ладонь к губам.
Напротив пепельного столба стояла Звенка, невеста Ясеня.
3
Ясень проснулся посреди ночи. Прислушался к себе - кажется, все в порядке, и голова соображает нормально. Пить, правда, хотелось мучительно, словно он сутки пробыл в пустыне.
Поднялся и, пошатываясь, добрался до кухни. Зачерпнул воды, жадно выхлебал и, блаженно отдуваясь, опустился на лавку. Посидел, собираясь с мыслями. Завтра (или уже сегодня?) предстояло выезжать на рассвете. К счастью, в дорогу он собрался заранее, снедаемый нетерпеньем. Сборы, впрочем, не заняли много времени - путь предстоял недолгий, один дневной переход. И много вещей ему ни к чему. Оружие, конь - вот главное. Ну, и деньги, конечно...
Скрипнула половица, и матушка шагнула через порог. Молча присела рядом. В серебряном свете, что лился с ночного неба, лицо ее казалось неестественно бледным.
– Я тебя разбудил?
– спросил Ясень.
– Я не спала.
Она протянула руку, провела по его коротко стриженым волосам.
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо. Не знаю, чего меня вдруг сморило.
– Да уж, загадка - в жизни не разгадать, - матушка улыбнулась тихо и грустно; долго молчала.
– Значит, дождался все-таки. Едешь...
– Ну, чего ты, - сказал Ясень с легкой досадой.
– Двадцать раз уже обсудили...
– Знаю. Только душа все равно болит.
Она прикоснулась ладонью к ложбинке между ключицами. Ясень вздохнул, не зная, что говорить. Где-то очень далеко за окном - похоже, на другом конце города - гавкнула собака, но тут же затихла, словно смутившись.
– Попроси у Звенки прощения, - сказала матушка.
– Она хорошая девочка.
– Прощения? За что?
– Неважно. Просто попроси. Неужели трудно?
– Ладно, - он фыркнул, - как увижу, так сразу, первым делом...
– Ну и славно, - мягко перебила она, вставая.
– Пойду я, все же посплю немного. Трудный день завтра будет.
– Трудный?
– повторил Ясень, растеряно глядя вслед.
– Ну да, наверно...
...Конь пританцовывал, всхрапывал недовольно - ему не терпелось рвануть по улице, чтобы пыль полетела из-под копыт. Ясень сдержал его, натянув поводья, и оглянулся. Все они стояли у ворот - и отец, и матушка, и старая Веста, и заплаканная, непривычно тихая Пчелка. Даже маленький братец Радик, который едва оправился от болезни, упросил, чтобы его пустили на улицу. Закутанный до бровей, он напоминал сейчас медвежонка; глазенки сверкнули завистью и восторгом, когда Ясень, рисуясь, поднял коня на дыбы.
Отец по случаю проводов даже втиснулся в парадный мундир (пуговицы на брюхе, правда, так и не застегнулись). На прощание отсалютовал палашом. Пчелка в очередной раз за утро шмыгнула носом, а матушка просто глядела вслед, и глаза ее были совершенно сухи, а лицо пугающе неподвижно. Ясень отвернулся, махнув рукой, и скакун понес его прочь, мимо сонных домов и резных заборов, и старые деревья тянули ветки, прося остаться, хотя понимали, что он уже не услышит...
Ночь отступала. Небо постепенно светлело.
Звенка не стала ждать Ясеня у ворот: ее гнедая кобылка уже шагала по улице, уныло помахивая хвостом. Ясень легко настиг ее, тронул девушку за плечо. И даже вздрогнул от неожиданности, когда Звенка повернулась к нему. Лицо его невесты осунулось, а глаза покраснели, как будто она всю ночь проревела.
– Что случилось?
– Ничего.
Бесцветный голос, как шелест опавших листьев.
– Звенка, не пугай меня. Что с тобой?
– Со мной?
– она растянула губы в усмешке.
– Со мной все в порядке. Разве не видно? Все смотрят и от зависти лопаются.