Дурман-звезда

Прягин Владимир

С этим, конечно, разобраться бы надо. Взять, например, ее предсказания. Верить или не верить? Как там она вещала: "Та, которая тебя любит, смерть свою таскает с собой". Глупо, вроде, звучит, но сбылось, если вдуматься, слово в слово...

Ясень отчетливо вспомнил - вот рябенькая Мирка глядит на него влюбленно, смущается и краснеет; вот она держит свиток, который надо доставить в храм; а вот предстоятель, прочтя письмо, говорит, что пленник умрет...

Да, действительно, свершилось, как было сказано. Но ведь это только теперь понятно, задним числом!

Он-то, например, был уверен, что "та, которая его любит" - это невеста Звенка, а уж никак не Мирка, овечка глупая. То есть, ничего не понял заранее. Какая же польза от таких предсказаний? Чем они в жизни ему помогут?

Впрочем, дева-птица честно предупреждала - не нужно о грядущем выспрашивать, не будет толку от этих знаний. И, тем не менее, кое о чем обмолвилась. Ладно, с Миркой, вроде, все ясно. А дальше? Вот еще фраза: "Та, для которой ты людей будешь резать, сидит сейчас и гладит котенка". Это про кого, хотелось бы знать? Про Кристу-дракониху? Надо будет спросить ее ненавязчиво - любит она зверушек, котят пушистых?..

– Глядите, глядите!

Все обозники дружно задрали головы. Ясень машинально последовал их примеру и замер от восхищения - над ними плыл воздушный корабль.

Огромный трехмачтовик шел на снижение; белые паруса раздувались, змеиная фигура на форштевне тянула шею вперед, словно предчувствуя скорый отдых. Кто-то махал рукой, перегнувшись через перила. На парусе красовалась косая горизонтальная молния - символ Воздушной гильдии. Корабли с таким знаком везут пассажиров, почту и зафрахтованный груз. Пересекают континент от края до края, а здесь, в предгорьях делают остановку. Билет, правда, стоит такие деньги, что жуть берет.

Гигант скользил по небу беззвучно, но от него исходила сила. Воздух вокруг наполнился тяжестью. Ясеню показалось, что упругая невидимая ладонь сильнее придавила его к седлу, но это чувство быстро прошло. Корабль удалялся - плавно огибал гору, чтобы приземлиться прямо за ней.

– А что, дяденьки, попутчицу примете?

Ясень с удивлением уставился на девицу, которая к ним подъехала. Непонятно, откуда она взялась - чистое поле вокруг, не спрячешься. Из-под земли, что ли, вылезла вместе с лошадью, пока все смотрели на паруса? Одета неброско - только платок нарядный, с вышитыми цветами. К Ясеню спиной повернулась, лица не видно, но голос, вроде, знакомый...

– Откуда ж ты, такая красивая?
– спросил Клещ, приглаживая усы.

– А с выселок, - она махнула рукой куда-то в сторону, через поле.
– В город бы мне, да боязно одной-то. Возьмете?

– Так отчего ж не взять, коли просишь...

Старый рубака, похоже, нисколько не усомнился в словах пейзанки. Ясень подивился этому легкомыслию, но тут девица обернулась к нему, и все сразу стало понятно. Уж кто-кто, а эта глаза отводить умеет...

– Развлекаешься?
– спросил Ясень, когда их лошади пошли рядом.

– Ага, - легко согласилась птица в людском обличье.
– Знаешь, как иногда тоскливо? Словом перекинуться не с кем. А тут вижу, ты меня вспоминаешь, тяжкую думу думаешь. Аж взопрел от усердия.

– Чего ж раньше не навестила, когда я в подвале гнил?

– Наглый, - усмехнулась вестница.
– За то и ценю. И не ной, солнца ради. Две недели просидел взаперти и уже скандалит.

– Шестнадцать дней, - поправил Ясень.
– Понять бы еще, зачем.

– Эх, ты. Светлый брат объяснял, старался, а ты ушами хлопал.

– Угу, объясняет он хорошо. С огоньком. Еще и тварью из тени обозвал напоследок. Что это значит?

Она вздохнула:

– Важно не то, как тебя обзовут другие. Важно, что ты сам о себе поймешь. А кое-что ведь понял, разве не так? Или забыл уже?

Ясень скривился. Разве забудешь, как его пожирало пламя, и кружился лиловый пепел? И как он решил, что умер, а двум смертям не бывать. И как выбрался из каменного мешка, откуда, вроде бы, выбраться невозможно.

– Значит, меня теперь и убить нельзя? Раз я уже...

– Чего это вдруг?
– она, кажется, искренне удивилась.
– Воткну тебе сейчас кинжал в бок, и помрешь как миленький. Или споткнешься и голову расшибешь. Или, не знаю, в море утонешь.

– Так, погоди. То есть, мне только огонь не страшен? Спалить не получится, а все остальное - можно?

Девица пожала плечами и не ответила. Ясень не сдавался:

– Все равно не пойму. Они меня там, в подвале, не только жгли. Пытались дубинками зашибить - не сумели. Их пыль как будто удерживала. Значит, и в драке меня теперь не достанешь? Увернуться всегда успею...

– Ишь ты, герой, - она усмехнулась.
– А головой подумать? Две недели тебя на цепи держали, потом поджарили - только тогда, наконец, сподобился и пепел кое-как разглядел. Что ж теперь, каждый раз перед дракой - в темницу? Дней на шестнадцать?

– Я его и раньше видел, пепел твой!

– Ага, и как это было? Сначала я тебе показала, потом Древнейшие на "смотринах". Теперь вот жрец постарался. А самому слабо?

Ясеню вдруг вспомнил:

– Сам я тоже могу! Две года назад, когда жеребца выхаживал, над ним лиловый дымок клубился! Я, правда, решил, что брежу - трое суток перед этим не спал...

– Тоже неплохо, - хмыкнула вестница.
– Три ночи не спать - и в бой. Дымок увидишь, всех победишь.

– Я научусь, - сказал Ясень хмуро.
– Сам буду видеть, когда потребуется. Надо просто вспомнить, поверить по-настоящему. Ты говорила - пепел сплошной вокруг...

– То-то же. Соображаешь, если захочешь. А на вид - дурак дураком, - она подмигнула.
– Ладно, коли больше вопросов нет...

– Постой!
– он придержал ее за руку и сам испугался собственной наглости, но девица не рассердилась.
– Почему ты ко мне приходишь? Не просто так ведь, коню понятно. Зачем я нужен?

– Ты сам должен ответить, Ясень, - сказала девушка тихо.
– Я тебе не указ - всего лишь вижу, что будет. И так от этого тошно...

Она отвернулась; он растерянно замолчал. Спросил после паузы: