Дурман-звезда
Шрифт:
Сцепившись, они катались по снегу, но шансов у "мертвяка" уже не было. Ясень подмял его под себя, не позволяя вырваться. Враг стонал и бессильно дергался; кровь сочилась из раны. В его глазах, как показалось, впервые мелькнуло что-то живое.
– Что, сволочь, не нравится?..
Ясень орал в лицо "мертвяку", теряя разум от бешенства. Уже не в силах себя сдержать, размахнулся и влепил кулаком, целя поближе к ране. Врага скрутило от боли, изо рта пошла кровавая пена. Ясень бил до тех пор, пока чужак не затих. Потом подобрал клинок,
...Когда все закончилось, он долго стоял, хватая морозный воздух, и все никак не мог отдышаться. Рядом лежал очередной "мертвяк", изрубленный, как туша в мясницкой лавке. Доносились чьи-то слабые стоны. Ветер утих, снег ложился мягкими хлопьями.
Ясень огляделся, ища живых, но никого не увидел. Он что же, один остался из всей охраны? Похоже на то. И дело тут, конечно, не в том, что он великий боец. Просто в драку полез последним, и шансом уцелеть было больше. А вот если бы стоял рядом с Лунем...
Жуть сплошная.
Но теперь-то что делать? Голова не соображает...
Взгляд упал на злополучные дровни. Он подошел ближе, откинул грубую ткань. Ящик был огромный, крепкий, окованный по углам. Ясень не сразу понял, что же его смущает. Потом, присмотревшись, сообразил - крышка плотно прижата, но из-под нее все равно выбивается тончайшая струйка дыма. Ясень сморгнул, а когда поглядел еще раз, дымок исчез. Показалось? Надо бы разобраться...
– Ну, чего застыл, молодой?
– послышался жирный голос.
– Принимай обоз, да поедем. И так столько времени потеряли.
Ясень оглянулся. Сзади торчал купец и, прищурившись, смотрел на него. Спокойно смотрел и даже, вроде, с насмешкой. Значит, пока тут дрались, он в сторонке сидел, позевывал? Ладно, гадина, сейчас и тебя приспособим к делу...
– Открывай, - сказал Ясень, кивнув на сундук.
– Не дури, молодой. Не игрушки это, сам должен понимать.
– Открывай, - повторил Ясень.
– Убью.
Купчина скривился. Подошел, вставил ключ в замок, прошипел ругательство. Ясень ждал молча. Купец со вздохом приподнял крышку. То, что хранилось в ящике, было похоже на куски застывшей непрозрачной смолы. Сгустки имели темно-фиолетовый цвет, а снежинки, ложась на них, сразу таяли.
– Да, - сказал Ясень, - прав был Лунь. Ты, купец, совсем без мозгов. Живую руду вот так вот запросто, вместе с рыбой? Кому ты ее продавать собрался?
– Найдется, кому, - буркнул тот, собираясь захлопнуть крышку.
– Стоять, - сказал Ясень.
– Один кусок вытащи и на меня смотри.
– Что?..
– толстяк испуганно дернулся, но острие клинка уперлось ему в затылок.
– Вытаскивай, я сказал.
Купчина, с ненавистью сопя, выбрал самый маленький сгусток, взял его на ладонь. Обернулся к Ясеню:
– Ну, доволен?
– Нет. Держи, не бросай.
– Знаешь что, молодой...
Он замолчал, не окончив фразы, словно вдруг подавился костью и теперь никак не может вздохнуть. Мясистое лицо наливалось кровью, вены проступали на лбу, глаза едва не вылезли из орбит. А фиолетовый сгусток на ладони, тем временем, размягчался и оплывал, как нагретый воск. Купец попытался его стряхнуть, но это не помогло. Тягучая масса обволакивала руку, въедаясь в кожу.
Купец упал на колени, судорожно ухватился за ворот, дернул изо всех сил. Посыпались пуговицы, но он не заметил - бешено скреб ногтями жирную шею, раздирал ее до крови. Между ключицами разбухал огромный волдырь, как будто кожу опалило огнем. Запахло горелым мясом. Толстяк, хрипя, упал лицом в снег, дернулся и затих.
– Так, - пробормотал Ясень.
Значит, опять огонь? Ну-ка...
Он зажмурился, задержал дыхание. Потом снова открыл глаза и посмотрел на ящик с рудой. Теперь ему казалось, что внутри горячие угли, только тлеют они не красным, а фиолетовым светом. А над ними клубится жирный лиловый дым.
Ладно, а если так?
Повинуясь внезапному импульсу и не давая себе времени на раздумья, он схватил первый попавшийся "уголек" и сжал в кулаке. Волна жара прошла по телу - как тогда, на "смотринах", но больше ничего не случилось. Кусок руды оставался твердым.
Ясень захлопнул крышку. Став у обрыва, поглядел вниз, где бесновалась речка в каменном ложе. В голове крутились слова, услышанные от вестницы: "Мы все горим, и пепел сплошной вокруг". Да, горим, вот только каждый по-своему...
Вокруг остывали трупы, но Ясень чувствовал странное равнодушие. Умом понимал, что сейчас его должно выворачивать от шока и отвращения, но был спокоен. Как будто видел такие сцены уже не раз - только видел не сам, а словно бы чужими глазами, и эта чужая память сейчас прорастала в нем...
Он обернулся, услышав за спиной шевеление. Спросил удивленно:
– Лунь, ты живой? А я думал, всех положили.
Командир поднимался на ноги, тяжело опершись на меч. Половина лица у него была залита кровью, рана над правым глазом смотрелась жутко.
– Я вот не знаю, - сказал ему Ясень, - что теперь с рудой делать? Просто так ведь на дороге не бросишь. Торгаш говорил, продать кому-то хочет. И ведь не брехал, наверно. Страшно представить, сколько за этот ящик дадут...
Лунь, шатаясь, подошел ближе. Вгляделся, словно не узнавая.
– Ну, так что?
– спросил Ясень.
– Ты останешься...
– В смысле?
– Останешься в этом ущелье, тварь.
Лунь кинулся на него, ударил всем своим весом, не давая возможности увернуться, и они вместе полетели с обрыва.
2
Солнце припекало затылок, рядом шумел прибой, и открывать глаза не хотелось. Спешить было некуда, время как будто остановилось. Можно лежать, уткнувшись лицом в песок и ощущая, как тепло наполняет тело, а холод ледяного ущелья нехотя отступает, растворяется без остатка...