Дурман-звезда
Шрифт:
– Я войду. Оставайтесь здесь.
– Милорд, - старший телохранитель наклонил голову, - осмелюсь напомнить, что вас ожидают в башне. Нам не следует задерживаться в пути.
– Ты будешь указывать мне, что делать?
– Ни в коем разе, милорд. Но я имею совершенно недвусмысленные инструкции. И намерен их выполнять.
– Инструкции... Если б ты только знал, как мне опротивели ваши рожи...
Дальше все произошло очень быстро.
Длинноволосый резко раскинул руки. Сверкнули два тонких кинжальных лезвия. Охранники, которые были сзади, начали заваливаться с коней. Кинжалы полетели в двоих, оставшихся
В узком проулке было не развернуться. Длинноволосый дернул из ножен меч, бросил коня вперед. Охранник, не раздумывая, швырну ему в грудь тяжелую булаву. Нагрудник из живого металла выдержал, но аристократа вышибло из седла. Падая, он успел сгруппироваться, и сразу же вскочил на ноги. Его противники тоже спешились, обнажили клинки.
Они рубились двое на одного. Однако аристократ имел преимущество. Его не хотели убить - только обезоружить. Сам же он дрался насмерть.
Один из охранников, уходя от удара, споткнулся, потерял равновесие. Аристократ, не раздумывая, раскроил ему череп. И тут же получил от второго сапогом между ног. Всхлипнул и мешком повалился наземь, хватая воздух. Конвоир отбросил его клинок, перевел дыхание. Чувствовалось, что больше всего ему хочется прирезать аристократа на месте, но не позволяет приказ. Стоя спиной к Ясеню, он принимал решение.
Ясень понял, что настало время вмешаться. Быстро вышел из-за угла. Подойти ближе мешали кони, которые, потеряв седоков, нервно всхрапывали и тыркались между двумя заборами.
Охранник занес клинок.
Ясень метнул нож ему в ногу и сразу выхватил меч. Проскочил мимо лошадей. Конвоир, несмотря на рану, успел-таки развернуться. Ясень блокировал выпад и ударил раненого плечом, опрокидывая на землю. Охранник, приложившись затылком, выпустил оружие и затих.
Сунув меч в ножны, Ясень быстро огляделся вокруг. Схватка продолжалась каких-нибудь полминуты, случайных прохожих не было. Но могут и появиться, поэтому надо быстро соображать.
Он толкнул калитку - та оказалась не заперта. Во дворе было пусто, из окон тоже, вроде, никто не подглядывал.
Аристократ, между тем, с трудом поднялся на ноги. Подобрал свой клинок, доковылял до оглушенного конвоира и, ни слова не говоря, воткнул ему лезвие в горло. Плюнул убитому на лицо, повернулся к Ясеню, просипел:
– Во двор затаскивай... Коней тоже...
Ясень схватил ближайшего мертвеца, потащил его волоком. Аристократ, шатаясь и сдавленно матерясь, ловил поводья, тянул лошадей к калитке. Во дворе стало тесно. Ясень сваливал мертвецов за кустом. В проулке осталась кровь - с улицы ее можно было увидеть, но только если специально присматриваться.
Стараясь не дергаться, Ясень вышел на улицу, забрал своего жеребца. Тоже завел во двор, захлопнул калитку и вытер пот, катившийся градом. Длинноволосый, тем временем, достал из кармана ключ, отпер дверь, ведущую в дом. Тут был не парадный ход - темный коридорчик, рядом чулан. Они прошли в гостиную. Аристократ вытащил из шкафа бутылку и присосался к горлышку. Опустился в кресло и принялся разглядывать Ясеня. Наконец, усмехнулся:
– Итак, таинственный заступник, настало время поговорить. С кем имею честь? Хотя, вроде, лицо знакомое. Ну-ка, подойди к свету.
Такое начало Ясеню не понравилось.
– Это приказ? Может, еще поклониться в пояс? И подорожную предъявить? В общем, так, пернатый, чтобы стало понятнее. Я тебя спас не из великой симпатии. И весь ваш вонючий скворечник я терпеть не могу. Ты до сих пор живой по одной причине - я твою морду тоже где-то встречал. И мне интересно - где.
– А впрочем, - длинноволосый продолжал, будто не слыша Ясеня, - не надо к свету. Я, кажется, кое-что вспоминаю...
– Значит, ты в более выгодном положении. Может, и мне подскажешь?
Длинноволосый молчал. Лицо его разгладилось, стало отрешенно-спокойным. Казалось, он совсем позабыл про боль, которую испытывал минуту назад. На губах застыла улыбка. Зрачки расширились, и в них как будто блеснул огонь. У Ясеня неприятно засосало под ложечкой.
– Я был невежлив, - сказал аристократ ровным голосом.
– Прошу прощения. Я представлюсь. Руфус из рода Ястреба.
– Что?..
В памяти оживали картинки двухлетней давности. Город в предгорьях, охотники на птицах, и Тайя, которая спрашивает кузена: "А почему братец Руфус не прибыл лично, чтобы меня приветствовать?" Вот, значит, какой он, братец-ублюдок. Только все равно непонятно - он ведь тогда отсутствовал, то есть, Ясень его видеть не мог...
– Да, это я, - аристократ кивнул.
– Она про меня рассказывала?
– Она рассказала достаточно, чтобы я испытал желание прирезать тебя. И я сделаю это, можешь не сомневаться. Но прежде хочу понять, откуда ты знаешь меня в лицо.
– Я напомню тебе, - задумчиво сказал Ястреб.
– Жаль только, что эта дрянь, моя сестра, с тобой не пришла. Она сейчас далеко отсюда, иначе я бы почувствовал. Как тогда, два года назад. Вы забавно смотрелись вместе...
– Не понимаю.
– Видишь ли, я сегодня приехал сюда, чтобы встретиться с одним человеком. Эта встреча очень важна, и мне следовало бы сохранять холодную голову. Но, к сожалению, ситуация изменилась, когда появился ты. Впрочем, почему - к сожалению? Ты не представляешь, как утомляет это притворство. Так что я, пожалуй, должен тебя поблагодарить. Вчера целый день, они считают, это легко...
Речь аристократа теряла связность, взгляд уперся в глухую стену. Лицо наливалось кровью, дыхание участилось, словно ему не хватало воздуха. Он попытался расстегнуть высокий ворот камзола, но пальцы не слушались. Дернул, и пуговицы посыпались на паркет. На шее у него было нечто вроде кулона из фиолетового металла. Но кулон этот не просто висел, а словно бы врос в ложбинку между ключицами. Длинноволосый, оскалившись, отодрал его с мясом.
Ясень непроизвольно сглотнул и отступил на шаг.
На месте души у аристократа зияла черная рана.
Бездушное тело выгнулось в судороге и разом утратило человеческие пропорции. Плечи вывернулись с отвратительным треском, разрывая одежду, и начали удлиняться, грудная клетка разбухла, а сквозь кожу полезли перья. Ноги, наоборот, укоротились и скрючились, на пальцах проросли когти. Череп вытянулся вперед, заострился; на нем прорезался клюв. Глазницы раздвинулись, а сами глаза неприятно выпучились, вспыхнули мертво-багровым светом.
Это было не чудесное превращение, а мучительная тошнотворная мерзость - новое тело выламывали из старого. Лопалась кожа; существо кричало от боли, и крик постепенно переходил в птичий клекот.