Дурная Слава
Шрифт:
— Всякое было. Комок подломили. Ящик рыбы в томате умяли, с тех пор смотреть на нее не могу. За гоп стоп. Я крутой пацан был, да.
— Когда-то ты не знал этого.
— Чего? — подозрительно прищурился дедок и, как и сорок лет назад сплюнул. — Чего надо, говори!
— Кто в этом доме раньше жил, знаешь? — еще один червонец перекочевал к Кривоногову.
— Старуха жила, наркотой приторговывала, наркота дрянь.
— Еще раньше?
— Придурок один жил старый. В рваных штанах ходил. Один раз на прилавке кошелек кто-то позабыл, так он объявление расклеил. Прибег
Бизнесмен!
— Фамилия старика Базилевский была?
— Да я и не знал его фамилии!
Вероятно, он не врал. Такие люди редко интересуются окружающими. Они их не запоминают, они их подминают под свои интересы. Великая вещь — собственный интерес, он позволяет вытирать ноги об этих самых окружающих.
— За что сидел первый раз, помнишь?
Кривоногов сделал печальный вид:
— За любовь. Была у меня любимая. Из-за нее я по малолетке и пошел.
Полина все испортила, выступила вперед, показав искренний интерес. Старик сразу угас и поставил условие, что ничего не расскажет, пока они не свезут его к комку похмелиться.
— Тебя ко мне в машину? — изумился Бен его наглости.
— Конечно. Что ж тебе западло хмыря до тошниловки добросить? Тем более ничего не расскажу. Хоть режь.
Делать нечего. Бен бросил уничтожающий взгляд на девушку. Сами сели впереди, дед сзади на расстеленную газету. В конце улицы купили бутылку водки, Кривоногов припал к ней, потом велел ехать к прудам. Там он вышел, маленький, косолапый, и на человека мало похожий, больше на карликовую облезлую обезьяну.
— Тут оно все и происходило, — сказал он. — Коттеджей еще не было, а кусты были.
Хорошие такие кустики, густые, места безлюдные. Как-то завел я свою ненаглядную сюда и опустил. То есть полюбил, конечно. Кожа у нее белая была как у лебедушки, у девочки моей, — он пустил пьяную слезу. — Все по любви у нас было, это уже прокурор потом оклеветал меня. Не было у меня подлого умысла. Такого про меня наговорил. Будто я месяцами не мылся, вонял, и она не могла запросто так минет мне сделать, а потом отдаться по полной. Девица была, то да се. Враки все это. А то, что она с ума потом спятила, и всю жизнь в дурке просидела, так это ее родители виноваты. Она меня после этого полюбила до смерти, а они не давали встречаться. Я парень видный был.
— Девушку звали Вера Хан? — спросил Бен, непроизвольно сжав кулаки.
— Кто ее знает, как звали. Не помню. Что у меня мало баб было?
Полина кинулась на него, лицо взъяренное, пунцовое. Бену с трудом удалось перехватить ее. Ему самому хотелось броситься и придушить мерзавца. Но поезд ушел. Подлец живет, водку трескает, а Базилевский в могиле гниет.
— Чокнутые вы оба! — подъитожил Кривоногов, отойдя на безопасное расстояние. — Что вы к человеку пристали? Жить мешаете. Нечего прошлое ворошить.
Зло плюнув в их сторону, он растворился между гаражами.
— Я не хочу больше в прошлое возвращаться! — заявил Бен.
— Придется, — вздохнула Полина.
Они
— Вы меня знаете? — спросил Бен. — Мы встречались раньше?
— У вас бейджик на груди. Я в подвале дежурю в ночную смену, вы разве были у нас?
— Конечно, нет. Вы и в прошлую ночь были? Как прошло дежурство?
— Нормально. Я пойду, мне смену принимать.
— Конечно, — у Бена возникла идея, как всегда авантюрная. — Теперь вы меня знаете.
Если я спущусь в ОПП по делам, вы, наверное, теперь меня узнаете и пустите.
Сухоносов подтвердил.
— Чего ты к нему пристал? — выговаривала Полина. — Ты нас чуть не выдал. Я хотела вмешаться. Он же прикидывается, что ничего не помнит.
— С этим парнем что-то не то, он как зомби. Взгляд неподвижный как у удава. Он даже не моргнул ни разу. Трепеты сильно его обработали.
— Мне страшно, Бен.
— Ты можешь сделать вид, что не знакома со мной. Чем дальше, тем становится опаснее. Забудь про все. Про подвал, про трепетов. Живи как жила раньше, до встречи со мной.
— А почему ты не хочешь все бросить?
— Хочу и очень сильно, — признался Бен. — Но обстоятельства вынуждают меня идти дальше. Я устал от всех этих мерзостей — трепетов, баптистов татуированных, от этого придурка Кривоногова, но у меня нет другого выхода. Я тебе говорил, что Базилевский вышел из прошлого исковерканным почище трепета, и его смерть как-то связана с этой историей. Я пришел на его место и не хочу оказаться следующим!
Помнишь, он не отбил тот мяч от Кривоногова, когда они на девушку поспорили. У меня до сих пор в памяти его слова "Я же в чистой рубашке!" А что если бы он был в грязной и мяч отбил? Все бы пошло по-другому. А как он умер? Голый, на заброшенном поле, весь в грязи. Это видится очень важным! Что если он решил исправить свою ошибку? Что если он играл, как и сорок лет назад, поставив все на единственный удар?
— С кем? — потрясено спросила девушка.
— Чтобы это выяснить, мне нужен еще один полет. Я сейчас вспомнил одну подробность нашего совместного полета на «Кончитте», которая в свете нападения татуированных совсем вылетела у нас из головы и осталась без должного внимания.
Почему нас выбросило на кладбище? Что нам хотели там показать?
— Что может быть на кладбище кроме могил?
— Вот! — поднял Бен палец.
23
Прелова подкараулила его в кабинете, куда он забежал на минутку, чтобы подписать текущие документы.
— Где вы были сегодня? Немедленно пишите объяснительную! — фальцетом выкрикнула она. — Не пытайтесь юлить, я тут с обеда вас караулю!
— Значит, вы с обеда не занимаетесь своими обязанностями и, следовательно, недогружены. Я обязан сообщить об этом руководству, — притворно вежливо парировал Бен.