Дурные правила
Шрифт:
Первые минуты дались трудно. Это было колоссальное напряжение всех физических и моральных сил: вены на шее вздулись и, казалось, вот-вот лопнут от напора крови, подгоняемой неистово колотившимся сердцем. Однако промелькнуло мгновение, потом другое, но ничего не произошло. На западе все было тихо, словно противник покинул передовые позиции.
Мои бойцы, поначалу напряженные и едва скрывающие свое волнение, немного успокоились и принялись исследовать в бинокль метр за метром передний край территории противника. Кривоносов вошел в роль и деловито расхаживал взад-вперед, глядя в бинокль и иногда делая какие-то пометки на планшете, где у него лежала сложенная карта и чистый блокнот. Время текло, как расплавленное масло, вокруг ничего не происходило. Я подумал, что это к лучшему, но, с другой стороны, командование непременно потребует от нас подробный отчет.
Тем временем немцы опомнились от удара нашей артиллерии и начали ответный минометный обстрел. Правда, их мины метили в глубь оборонительных линий и пока никак не мешали нашему передвижению. Кое-где нам удавалось юркнуть в оставленные траншеи, но скоро они закончились, и мы, пригибаясь, стали двигаться наискосок, туда, где у железнодорожного полотна прилепилась маленькая постройка. Я решил, что мы заляжем у насыпи и оттуда будем вести дальнейшее наблюдение. Шли друг за другом: первым Коробков, за ним Кривоносов, а потом, чуть поодаль, мы с Юсуповым.
Край насыпи уже виднелся в паре сотен метров, когда внезапно, где-то за нашими спинами, раздался свист, а за ним громкий хлопок разрыва. К нему примешался еще какой-то звук. Я машинально припал к земле, стараясь отыскать хоть малейшую неровность или выемку. Свист повторился, хлопки ударили позади, на ремонтной станции, раздался хруст посыпавшегося кирпича. Мы пролежали несколько минут в ожидании следующего минометного залпа.
Потом я подумал, что нужно попытаться броском добраться до какого-нибудь укрытия. Досчитав до ста, я поднялся на ноги, за руку подхватил Юсупова и тихо позвал остальных. Кривоносов приподнялся на одно колено. Я глянул вперед, туда, где перед взрывом находился шедший первым Коробков. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, с раскинутыми руками. Я хотел было крикнуть «ложись», но тут раздался новый выстрел. Я снова припал к земле, видя, как кряжистая фигура Кривоносова тяжело осаживается на землю и кубарем скатывается в ближайшую неглубокую воронку. Я резко нырнул за ним. Мы лежали, вжавшись в землю, и ждали следующего выстрела из руин. Кривоносов был серьезно ранен, пуля прошла навылет, пробила легкое, и изо рта у него пузырями шла кровь. Я стал судорожно шарить в подсумке, пытаясь найти бинт, и в этот момент услышал сзади голос Юсупова:
– Командир, ты жив?
Я тихо отозвался, сказав, что Кривоносов ранен.
– Держись, я сейчас, – услыхал я в ответ и хотел было приказать сержанту оставаться на месте, но тот рванулся с земли с автоматом наперевес, в три прыжка оказался у воронки и уже почти очутился в ней, когда из многоэтажек раздался третий выстрел. Юсупов на мгновение застыл, загреб руками воздух, упал навзничь и больше уже не шевелился.
Я вжался щекой в землю и замер. Кривоносов лежал рядом на спине, шинель на его груди потемнела от крови, но он был в сознании и повернул голову в мою сторону. В его глазах отразились боль и тоска, но вместе с тем какая-то могучая решимость. Мы глядели друг на друга, я вынул из подсумка бинт и хотел подползти к нему вплотную, но он отчаянно замотал головой, приказывая мне не делать этого. Он лежал и смотрел куда-то вверх, на небо, а я не слышал ничего, кроме бешеных ударов собственного сердца.
Я подумал: «А где же Катя? Почему она не стреляет?» Так лежали мы рядом еще некоторое время. Вдруг Кривоносов повернулся ко мне и кивнул. Не успел я понять, что означает этот кивок, как он, напрягшись, приподнялся на руках. Я попытался схватить его за ногу, но он, хрипя и цепляясь за выступы, выбрался из воронки. С полминуты он стоял согнувшись, собираясь с силами, а потом выпрямился во весь рост. Время замерло. Раздался выстрел, и Кривоносов, уже мертвый, рухнул обратно в воронку.
Я остался один, в растерянности прикрывая голову руками и судорожно соображая, что мне делать дальше. Времени у меня почти не оставалось – воронка служила лишь условной защитой, и немец без труда достал бы меня там, стоило ему лучше прицелиться. Я вспомнил, что совсем близко от того места, где мы лежали, начиналась заброшенная траншея. Если бы мне удалось добраться до нее, я бы мог дождаться наступления темноты! Раздумывать было некогда, и я решился, пока снайпер не засек меня. Закинув автомат
Немец уже и сейчас мог бы начать стрелять, но, видимо, он был педантом и хотел сработать чисто, одним выстрелом, полагая, что мне все равно некуда деваться. Я пополз, но вот бугор распаханной взрывами земли преградил мне путь. Медленно заползать на него было бессмысленно – так стрелок снял бы меня без малейшего труда. Тогда я вскочил и ринулся вперед, вложив в свой рывок все оставшиеся силы. Я прыгнул раз, другой, третий, нарочно меняя направление, чтобы ему сложнее было целиться. До спасительной траншеи оставалось не более трех метров, когда я услышал выстрел и в тот же миг ощутил обжигающий удар в спину. Падая, я покатился по земле. Я хотел приподняться, но тут раздался еще один выстрел. Я ждал нового удара и новой боли, но их не последовало. Я вдруг понял, что звук последнего выстрела был уже другим и прозвучал он не со стороны разрушенных домов, а откуда-то справа, оттуда, где стояла одинокая будка регулировщика. Над окрестностями воцарилась мертвая тишина. Я стоял на коленях, но от боли стал заваливаться на бок. Сознание не покидало меня, и тут меня осенило: тот последний выстрел сделал не немец – это была Катя, все это время сидевшая в засаде и ждавшая удобного момента. И вот теперь, как видно, она смогла наконец достать свою цель.
Так думал я, вспоминая ее милое открытое лицо и понимая, что уже почти не чувствую ног, что рядом, в нескольких метрах, остывают тела моих товарищей – цена, уплаченная за этот единственный верный выстрел. Я еще раз попробовал приподняться, выжидая, не будет ли кто-нибудь стрелять. Но нет, безмолвие повисло над округой, прекратился даже ответный минометный огонь немцев. Я растянулся на земле, глядя на разрастающееся черное облако дыма вдали. Стало зябко и страшно, захотелось пить, а с неба начинал капать мелкий холодный дождь.
Опарыш
У выхода из метро было не протолкнуться. Оказавшись на улице, люди спешили на приступ переполненных маршруток. Хлопали двери, слышались раздраженные вздохи и обрывки телефонных разговоров. Вездесущие раздатчики протягивали прохожим цветные листовки, но в суматохе никто не обращал на них внимания. В горячем воздухе пахло пережаренным куриным мясом и парами бензина.
Из павильона станции вышел молодой человек в белой рубашке с коротким рукавом, заправленной в синие джинсы. На вид ему было немногим больше двадцати лет, он был худощав, сутул, с коротко стриженными светлыми волосами и серебряной серьгой в левом ухе. На щеках свежими язвочками алела угревая сыпь. В руках он держал толстую кожаную папку с документами и дорогой мобильный телефон. Парень двигался намного медленнее людского потока. Он то и дело осматривался по сторонам, желая понять, туда ли попал. Толпа, торопившаяся заскочить в отъезжающий транспорт, теснила его с прохода. Наконец молодой человек отошел в сторону, прислонился к опоре рекламного стенда и, щурясь, начал что-то разглядывать на указателях. В его руках задребезжал мобильный телефон, мелодия звонка утонула в окружающем шуме. Он поднес сотовый к уху и громко сказал:
– Я слушаю!
– Але, Саша?
– Да, Дмитрий, я уже на месте!
– Ты у метро стоишь? Напротив «Восточной сказки»?
Молодой человек обвел окрестности напряженным взглядом, повисла пауза.
– Але, слышишь меня?
Юноша заметил на другой стороне дороги двухэтажное строение с красной вывеской "Ресторан Восточная сказка. Кавказская, русская и европейская кухня". Молодой человек быстро выпалил:
– Да, я стою напротив «Сказки»!
– Ну, тогда жди пять сек, сейчас тебя зацеплю и поедем. Выйди на дорогу, чтоб тебя видно было.
Парень протиснулся между построившихся змейками пассажиров, прошмыгнул перед отъезжающей маршруткой и вышел на проезжую часть. Не прошло и минуты, как прямо на него из потока проносящихся машин вырулил большой джип цвета воронова крыла. Машина остановилась так резко, что молодой человек инстинктивно отпрянул. Загадочное тонированное стекло опустилось, и из салона послышался разухабистый мотив. Следом высунулся водитель в блестящих солнцезащитных очках.
– Саня, залезай! – сказал он, сделав приглашающий жест рукой, покрытой густой растительностью. Щелкнул центральный замок. Саша открыл дверь и уже хотел было сесть, но замешкался: в ногах перед пассажирским сиденьем лежали несколько бумажных пакетов из сетевой закусочной и пара пустых пластиковых бутылок. Заметив, что юноша немного растерялся, водитель посмотрел вниз и выругался.