Душа армии
Шрифт:
Личность в толпе стирается, исчезает. Людьми владеют не разум и воля, которые различны у разных людей, но чувства, инстинкты и страсти, а чувства, инстинкты и страсти у всех людей одинаковы.
Густав Лебон говорит, что между великим математиком и его сапожником может существовать целая бездна, с умственной точки зрения, но, с точки зрения характера, разница эта часто оказывается нулевой и ничтожной.
Макс Нордау пишет: — «Соедините 20 или 30 Гете, Кантов, Шекспиров, Ньютонов и предложите их решению или суждению практические вопросы минуты. Рассуждения их, может быть, будут различны от суждений обыкновенного собрания, но, что касается
Русский народный разум еще ярче выразил ту же мысль в поговорке:- «Мужик умен, да мир дурак».
В толпе личность стирается. Ее поступки становятся подобны поступкам пьяного. А пьяные профессора, ученые, офицеры так же способны бить зеркала в ресторанах и дебоширить, как загулявшие купчики и мастеровые.
Толпа — дикарь или, еще скорее, толпа — дитя. Она переменчивая, жестокая и наивная, как дитя.
Образованию из толпы обыкновенной — толпы психологической способствует все, что влияет на усиление восприимчивости человека ко внушению.
Религиозное чувство людей, собравшихся на общее моление, усиленное пением, колокольным звоном, одинаковым настроением, создает атмосферу, где единая личность теряется и является одухотворенная толпа, которою владеет единое общее чувство. Эта толпа может дойти до экстаза, до галлюцинаций. Эту толпу можно одинаково бросить и на подвиг, и на преступление. В дни объявления великой войны в июле 1914-го года громадные толпы народа, узнав, что Государь приехал в Петербург, двинулись со всех сторон, не сговариваясь, с крестными ходами, с хоругвями и иконами, с пением гимна и «Спаси Господи люди твоя» к Зимнему Дворцу. В этой толпе смешались люди всех сословий, состояний, верований и убеждений. Они объединились в одном чувстве и создали психологическую толпу. Люди дошли до экстаза. Многие становились на колени на камнях площади, клялись в верности Государю. Эта толпа немного спустя взметнулась, как листья в порыве ветра, и кинулась громить здание германского посольства и стягивать тяжелые каменные фигуры с его крыши. Она упивалась своею мощью, и она была наивна и жестока, как дитя.
И та же толпа, ибо это были те же Петербуржцы, три года спустя, бушевала под красными знаменами, требуя отречения того самого Государя, перед которым она стояла на коленях на камнях Дворцовой площади.
Торжественные патриотические манифестации, парады, ожидание Государя способствуют образованию психологической толпы. Человек в толпе становится невменяем, как и самая толпа всегда невменяема. В «Войне и Мире» гр. Толстого мы находим превосходное описание того, как толпа перерождает благовоспитанного,
скромного и тихого мальчика Петю Ростова, как в ней, под влиянием колокольного звона и все нарастающего чувства патриотизма, разум и воля покидают Петю Ростова и им владеет только чувство. Петя пошел в Кремль посмотреть Государя Александра I, приехавшего в Москву после объявления войны французам в 1812-м году.
«…Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда-то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! ура! ура!..» Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
— Отец, ангел, батюшка! — приговаривала она, отирая пальцами слезы.
— Ура! — кричали со всех сторон.
С минуту толпа простояла на одном месте, но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича: «Ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту; но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками ура!.." [12]
12
(Гр. Л. Н. Толстой. «Война и Мир». Том III, Изд. Ладыжникова, стр. 121.)
Все, что односторонне ориентирует мысли и в особенности чувства, способствует образованию психологической толпы. Лет пять тому назад на заводах Парижа была забастовка. Толпы рабочих стояли на набережной Сены подле заводских корпусов. Их мысли были одинаковы: — забастовка, борьба с капиталом. Их чувства были одинаковы: — ненависть к фабриканту и месть всем тем, кто мешает им в борьбе. Толпа стояла мирно, но она уже была готова мыслью и чувством, одинаково направленными, на взлеты, на невменяемые поступки.
Вдруг из одного из заводских корпусов вышел какой-то человек и побежал вдоль набережной Сены. Кто был этот человек?.. Зачем он побежал?.. Никто не знал.
Кто-то сказал: — «это штрейкбрехер».
И вся толпа с криком кинулась за ним. Люди хватали камни и кидали в бегущего. Его окружали. В отчаянии он кинулся в Сену и поплыл. Толпа сгрудилась на берегу и кидала в него камнями, пока не забила насмерть и он не утонул.
Человека убили. Но за что, никто не знал.
Мода. Нравственная зараза
Характерными признаками психологической толпы являются ее восприимчивость, податливость ко внушению и ее подражательность. Для того, чтобы жить и действовать под влиянием внушения, гипноза, не надо находиться в гипнотическом сне, не надо быть под непосредственным влиянием гипнотизера. Современная культура дает возможность влиять на чувства людей бесчисленным множеством способов и средств. Письма, летучки, прокламации, газеты, книги, собрания, диспуты, театр, кинематограф, беспроволочный телеграф — все это расширило понятие толпы и сделало человеческое общество до некоторой степени подобным толпе.
Человек теперь все более живет стихийной, роевой жизнью, где неизбежно исполняет все то, что ему внушают. Насколько человек легко в этом отношении поддается внушению и подражательности, показывают явления моды.
Мода порабощает человека. Мода заставляет его терять красоту, пренебрегать гигиеной, наживать болезни. Мода владеет человечеством. Почти весь мир оделся в пиджак, в неуклюжую безобразную «тройку», повязал шею петлею висельника и забыл красоту национального костюма. В Германии, особенно в Баварии и Гессене, правительство освобождает от местных налогов тех, кто носит национальный костюм, но охотников носить таковой становится все меньше. Мода заставляет женщин в зимнюю слякоть и стужу бегать в легких туфлях и коротких юбках, почти босыми, наживая простуду, а в летние жары, наоборот, таскать на плечах меха. Мода уродует танцы, мода завладела театром, искусством, мода становится болезнью века.