Душа Ужаса. Мозаика осколков души
Шрифт:
Находясь в горячке, Фуар почти не слышал царя, а тот не удостаивал его своим вниманием. Конечно, это не могло не рождать подозрений. В то редкое время, когда разум принца прояснялся, он задумывался, что же будет дальше. Полагать, что Деймос забудет и простит, крайне глупо. Покушение — слишком серьезное преступление. Скорее, что-то замышляется. Явно жестокое. И это сводило с ума. Фуар все чаще возвращался к мысли о самоубийстве. Но пока он был еще слишком слаб для чего бы то ни было.
Сложно сказать, на какой день, но царь все-таки пришел. Причем в каком-то еще более диком виде, чем обычно.
— Скулящий щенок! — процедил царь, бесцеремонно разглядывая израненное и абсолютно голое тело. Пока раны не затянутся, даже мысль об одежде вызывала у парня боль. А сейчас он просто постарался промолчать, стиснув зубы, понимая, что полностью во власти этого жестокого человека.
— Ты пахнешь кровью и страхом, — в самое ухо принца проговорил Деймос.
Фуар вздрогнул. Почему-то этот бархатистый голос с каким-то предвкушающими нотками пугал его гораздо сильнее, чем ярость царя. Особенно, когда тот говорил, находясь так близко. Но в ответ на его дрожь на загривок легла тяжелая ладонь, и от этого стало ничуть не лучше. Правда, Деймоса это ничуть не волновало, он просто прижал Фуара к постели, не сильно, но тому сейчас и этого было достаточно, и проговорил:
— Считай, тебе невероятно повезло. Я подарю тебе жизнь. В конце концов, я обещал ее сохранить. Но тебе придется кровью заплатить за свое вероломство. Кровью и покорностью.
Как-либо, хотя бы знаком, ответить Фуар не успел, язык Деймоса коснулся его самой кровоточащей раны. Принц снова заскулил, уж слишком необычными были ощущения. Ослепляющая боль, в которую, большой ложкой меда примешивалось наслаждение.
Фар не считал себя извращенцем, любящим боль, но сейчас он просто не в силах был определиться, что делать и как относиться. Поэтому принц то вяло трепыхался, пытаясь уйти от прикосновений, то, наоборот, подавался им навстречу. Через четверть часа такой пытки он просто потерял всякую волю и был согласен абсолютно на все. Вознамерься Деймос его трахнуть сейчас, он бы даже не возразил.
Но царя куда больше занимала кровь, чем сомнительные прелести молодого человека. Словно огромный кот он вылизывал кровоточащие раны без малейшей брезгливости, присущей обычным людям. Наоборот, это явно нравилось Деймосу, словно кровь была для него изысканным вином.
Когда царь насытился и отстранился от сломленного этой сладкой и жестокой пыткой Фуара, тот жалобно хныкнул, за что получил шлепок по заднице.
Самодовольно усмехнувшись, Деймос шепнул:
— Вот таким ты и должен быть. Покорным и предупредительным. И тогда ты загладишь свою вину и не попадешь к моему заботливому палачу.
Фуар с трудом осознавал сказанное, поэтому царь схватил его за подбородок, поворачивая к себе, так что шея едва не хрустнула, и спросил:
— Ты понял меня?
— Да, — с трудом ответил принц, выныривая из апатичной мути, заволокшей разум.
— И? Ты будешь таким?
Царю пришлось дважды повторить, прежде чем Фуар выдавил:
— Да.
— То-то
С этими словами Деймос покинул каморку. Такой же холодный и непроницаемый. Вот только на подбородке и в уголке губ алела кровь. Его кровь.
Фуара замутило, но он только и мог, что уткнуться в тонкую подушку. Сил, еле-еле скопленных, снова не осталось. Еще бы! Им питались, как куском мяса! И в этот раз не было ни тумана в сознании, никаких приятных, сглаживающих ощущений.
Бессильно застонав, принц сжал кулаки. Он не смог оправдать себя, исполнить свою миссию. Он бесполезен, даже хуже того! Он стал предателем. А значит, для него все кончено. Ему нет места среди живых. Но он все еще слишком слаб, чтобы что-либо предпринять. И все же должен. Должен!
Как ни странно, но то, что Деймос кормился на нем, пошло Фуару на пользу. Раны и не думали гноиться, наоборот, заживление ускорилось. Конечно, бесследно такое не пройдет. На спине на всю жизнь останутся безобразные шрамы. Плеть не розга, и оставляет четкую подпись.
Молодой организм брал верх, и силы постепенно возвращались к принцу. Каждый след плети еще чувствовался, но постепенно Фуар смог садиться, а потом и вставать, хоть и по стеночке. И сразу же вернулись мысли о самоубийстве. Это единственный шанс сохранить остатки чести.
Привезенный из дома сверток все еще был при нем, а в нем достаточно снадобий, дабы распрощаться с этой, ставшей такой никчемной, жизнью. Но стоило отмерить дозу, как в каморке появился царь.
Принц ошарашено замер. Ведь Деймоса не было в покоях, поклясться можно. И вот он здесь, словно услышал его мысли. И каменное выражение лица не предвещало ничего хорошего.
Кружку вырвали из слабых пальцев. Царь принюхался к содержимому и, брезгливо выплеснув, сухо поинтересовался:
— Что это значит?
Фуар смог лишь отвести взгляд. Да и что тут объяснять? Вроде и так все ясно.
Деймос мгновенно оказался рядом и, вздернув парня за подбородок, процедил:
— Мне казалось, мы с тобой все выяснили, щенок! Или ты так легко позабыл свое обещание?
— Нет.
— Тогда что это значит?
— По-моему и так все ясно, — буркнул Фуар, и откуда смелость взялась? Наверное, он слишком приготовился к смерти, чтобы еще чего-либо бояться. — Моя жизнь — это единственное, что еще принадлежит мне.
— Ой, ли? Как только ты выехал из своего города, твоя жизнь стала принадлежать мне целиком и полностью.
— Нет! — почти прохрипел Фуар. — Я…
— Ты ничего с собой не сделаешь! — четко проговорил царь. — Я не для того оставил тебе жизнь.
— А для чего?
— Чтобы ты стал мужчиной и научился отвечать за свои слова и поступки! Хотел избрать самый легкий путь? Травятся только трусы! Или ты еще большая тряпка, чем я думал?
— Нет. Оставь меня!
— Вот еще. Если бы ты нужен был мне мертвым, я бы не стал так долго ждать! Мне не нужны обвинения твоих братцев, иначе придется стереть твой город с лица земли. Ты этого хочешь? — голос царя упал до змеиного шипения, но при этом не утратил своей выразительности.