Душегуб

Вингертер Николай

Теперь, в ресторане, Нексин вспомнил все, вспомнил отчетливо, словно было вчера. За соседним столиком, слушая Рудольфа, покатывались смехом; рассказчика, оказывается, слышали и другие посетители ресторана, и «случай с собакой и кроликами на бюро райкома партии» начал превращаться в забавную историю, из каких потом родятся анекдоты. Улыбалась и Елена Аркадьевна; она прямо у Нексина не спрашивала, но в ее взгляде читался вопрос: действительно было возможно подобное?.. Нексин молчал, тоже пытался улыбаться, но улыбка у него получалась кривая и вымученная, он боялся, как бы шатен с усами и бородкой не узнал его, главного героя этой истории, и терпеливо выжидал, когда все закончится и все успокоятся.

Рудольф так и не узнал Нексина, а потом и вовсе перестал оглядываться по сторонам, увлекшись тем, что был в центре внимания публики

и оказался маленьким героем вечера. Наконец, подытоживая короткий экскурс из своей биографии, вытащил из кармана пиджака красную коленкоровую книжицу – партийный билет – и сказал:

– А теперь мы устроим эдакое средневековое аутодафе этой вещице, которая, конечно, сама по себе ни в чем не виновата, но, я считаю, она есть зловещий символ чумы в головах людей и олицетворение идеологии шутов и жуликов, которая десятилетиями заставляла жить людей в позоре… – По Рудольфу было видно, что все, о чем он говорит, если не принимать во внимание некоторую театральность слов, для него было очень важно, он искренне переживал, и он продолжал: – Да, для меня все, что сказал не только символично, но и очень лично!

Рудольф вышел из-за стола, сделал несколько шагов к камину и бросил партийный билет в малиновый жар прогорающих дров. Книжица только мгновение тлела на углях, пуская вонючий от коленкора дымок, как ее охватило ярким пламенем, и в считаные секунды огонь сожрал символ партии коммунистов. За столом Рудольфа и за соседними столиками раздались радостные восклицания и дружные, звонкие аплодисменты. Народ потянулся к бутылкам и стаканам, чтобы отметить происшедшее у них на глазах необычное дело, знаковое, можно сказать, событие, которое было даже трудно себе ранее представить. И никто, ни один человек в ресторане не возмутился, не высказал сожаления по поводу увиденного.

Нексин больше не пытался улыбаться: его настолько ошеломил поступок этого Рудольфа, что он хотел сначала закричать и броситься к нему с кулаками, но от неожиданности не мог встать со стула и только судорожно кривил губы; потом, когда услышал вокруг смех и аплодисменты, и понял, что Рудольф может его узнать и всем сказать о нем, резко сник, как-то странно втянул голову в плечи, словно его сверху ударили чем-то очень тяжелым. У него и взгляд стал потухший и бессмысленный, казалось, еще чуть-чуть и закатятся, как у покойников, глаза… Из этого ступора его вывела Елена Аркадьевна, которая испугалась вида Нексина, по-своему расценив его, схватила за руку.

– Леша, тебе плохо? – шепотом спросила она, стараясь не привлекать внимания людей. – Не нужно так близко все принимать к сердцу, они не понимают, что творят…

Нексин, очнувшись, медленно освободил руку и сказал:

– Все они понимают… Я в порядке, успокойся… Только пойдем отсюда, не могу здесь больше оставаться.

На улице, по дороге к дому, Нексин дал волю чувствам. Бессилие и злоба от увиденного в ресторане душили его так, что он, невзирая на холодный зимний воздух, рванул на шее галстук и, не стесняясь присутствия женщины, выдал в адрес Рудольфа и его компании поток крепких слов.

– Алексей, ты что?! Я тебя не узнаю! Разве так можно?

– Помолчи ты… – Он осекся, поняв, что оконфузился. – Много ты понимаешь…

Нексин хорошо осознавал случившееся, но это его всего более и раздражало. «Рудольф! – думал Нексин. – Да ведь он – ничтожество, несчастный ветеринар, я мог бы не только его карьеру сломать, а вообще похоронить, да так, что он никогда более не воскрес… Как не проследил за ним после того бюро… Как позволил дальше работать?! И именно этот человек подвел некую черту под моим прошлым, публично продемонстрировал небрежение к тому, чего ради жил все годы… Одно успокаивает, Рудольф мог его узнать, и трудно представить, во что мог превратиться этот вечер в присутствии Лены». Нексина о возможных последствиях такого поворота событий передернуло. Он встряхнулся, словно сбросил с себя неприятную ношу, и, стараясь быстрее стать снова прежним – он всегда хотел нравиться Лене, быть в её глазах особенным, умным, – сказал:

– Прости меня! Тебе, думаю, трудно понять некоторые вещи. Так все не просто стало в нынешней жизни…

– Я стараюсь тебя понять, – сказала Хромова.

В ее словах были и жалость, и попытка сострадания, которые Нексин увидел; ему это стало неприятно, но он промолчал, боясь поругаться. Хромова продолжила:

– Как бы ни было сложно

теперь, но я тоже что-то понимаю в жизни! Конечно, я не была сотрудником райкомов и обкомов… Не мои это были масштабы, я была служащей попроще (эти слова прозвучали с легкой иронией, которую Нексин, занятый собой, не заметил). Ты же знаешь, я работала скромным экономистом. Но жизнь никогда не считала легкой, поскольку видела, как трудно вокруг живут люди.

Однако мир вместе с крахом старой власти не остановился. Пойми же, Алексей, партии твоей, думаю, в прежнем виде уже не будет, и мы не будем жить, как жили раньше… Я вовсе тебя не призываю с этим смириться, но не один ты такой, остались люди твоего окружения, остались твои прежние начальники и руководители, все вы живы и здоровы, и я как-то не сомневаюсь, что многие из вас и дальше будут востребованы и даже руководить всеми нами и страной…

Елена Аркадьевна была много моложе Нексина, ей не было и тридцати. Но она успела до Нексина побывать замужем; и ее житейский опыт, помноженный на природную женскую хитрость, был несравненно богаче его опыта; из-за этого Нексин время от времени испытывал и приливы ревности, к которой она старалась относиться с пониманием. Она в таких случаях неизменно ему отвечала, что к прежнему мужу он ревнует напрасно, потому как нет на свете двух более чужих друг другу людей, чем бывшие муж и жена, что сильно ошиблась, выйдя тогда замуж. «Что поделаешь? – говорила она. – Была слишком молода и глупа, совсем не разбиралась в людях…» Но нет теперь для нее человека ближе Нексина Алексея Ивановича. А чтобы и вовсе его успокоить, рассказывала ему, как рассказывала не раз до него другим, историю своего бракосочетания, историю, разумеется, выдуманную, довольно расхожую и примитивную, которую на разный лад любят повторять в основном почему-то бывшие замужем женщины. Она рассказывала о том, как жених – будущий муж – уронил блюдце с обручальными кольцами, которое ему передала заведующая загсом, чтобы они обменялись кольцами. «Я гораздо позже, – заключала свой рассказ Хромова, – узнала, что это старинная примета, означавшая, что брак разладится, брачующиеся никогда не будут вместе…» Нексин догадывался, что она говорит красивую неправду, но делал вид, что ей верит. А Хромова – на то она и была женщина, что в ее словах присутствовали и природная женская мудрость, и лукавство, благодаря чему женщина умеет вообще гораздо лучше мужчин, если они не отъявленные альфонсы, извлекать свою женскую выгоду. Она ее и извлекала, стараясь вызвать к себе сочувствие за несчастное прошлое. Ей это удавалось. Еще более она обезоруживала другим – своей внешностью. Как женщина, она только расцветала, с каждым годом становилась интереснее. На нее, изящно сложенную брюнетку, всегда строго, но дорого и со вкусом одетую, с загадочно спрятанными за дымчатыми стеклами очков глазами, оглядывались не только мужчины, но с завистью женщины. Вот и теперь, зная хорошо Нексина, притупляющую его разум физическую зависимость от нее, она решила очередной раз прибегнуть к хитрости-лести и надавить на его самолюбие, потому что становилось окончательно нетерпимым его уныние и бездействие после потери им прежней должности. Она напомнила Нексину о его сослуживце Баскине. Сказала, что Баскин не только не растерялся в нынешнее смутное время, но уже занимает довольно высокую должность в административных органах новой власти.

Нексин, ревниво относившийся ко всякому упоминанию других мужчин, подозрительно на нее посмотрел. Елена Аркадьевна, шедшая до того рядом с ним, остановилась, взяла его за руки и сказала:

– Баскин, как мне помнится, с тобою уже разговаривал по поводу возможности устройства на работу. Это так?

– Было дело, – неохотно ответил Нексин.

– Странно как-то все!.. От самого Баскина и слышала, что ты сильный организатор, талант! Почему в таком случае ты до сих пор не у дел?

Нексин посмотрел на нее удивленно и сказал не без удовольствия:

– Да, начальство больше замечало меня, чем Баскина… А что до его новой должности, у него в столице есть родственник, который ему и помог.

– Если у Баскина такие связи, почему тебе, в свою очередь, не воспользоваться его любезностью, как-никак вы дружите. Не вижу ничего плохого в этом. Что он тебе предлагал?

– Выбор небогатый. Первое предложение – у нас в областном центре стать начальником в системе жилищно-коммунального хозяйства; второе – директором в каком-то лесхозе.

– Что ты ему ответил?