Душеспасительная беседа
Шрифт:
Игнатий Сергеевич говорил, что у него свой метод сбора грибов — метод «большого невода», поэтому он возвращался домой всегда с полной корзинкой. Феклуша, домашняя работница Снегопадовых, женщина пожилая и дотошная, выбрасывала на помойку девять десятых его добычи, добавляла к остатку прикупленных боровиков и подосиновиков и, подавая их на стол зажаренными в сметане, каждый раз приторным голосом говорила неизменное:
— Ох и грибочки сегодня принесли, Игнатий Сергеевич! Один к одному. Как солдатики! Кушайте — свое-то ведь слаще!
Но вот и это кончилось.
Снова в кабинете появилась
— Извини, Игнатий, я на минуточку. Ты, кажется, собираешься после обеда пойти в лес?
— Да, собираюсь!..
— Я была у Черемухова, он сказал, что при радикулите лесная сырость — яд!
— Но у меня же нет радикулита!
— Нет — так будет! Возраст — это ограничение. Гуляй по поселку! Или по участку.
— А грибы? Я так люблю собирать грибы!
— Грибы — это тоже яд. В особенности те, которые ты приносишь. Собери все свои нравственные силы, Игнатий, и… сделай правильный вывод!
Игнатий Сергеевич молча опустил голову. Лесные прогулки прекратились. Снегопадов стал задумчивым, меланхоличным, на вопросы Ольги Павловны отвечал невпопад и жаловался, что работа не клеится. Ольга Павловна забеспокоилась и поехала в город — посоветоваться с Черемуховым.
Вернувшись, она вызвала к себе свою верную Феклушу и сказала ей доверительно:
— Феклуша, вы заметили, что с Игнатием Сергеевичем плохо, судя по последним симптомам?
— Я так думаю, Ольга Павловна, что симптомы у них оттого, что скучают они очень по грибочкам своим!
— Но в лес-то ему ходить опасно! В общем я все придумала… Надо купить хороших грибов и рассадить их по участку… там, где он гуляет. Понимаете?
— Не привьются они, Ольга Павловна!
— Да вы просто закопайте их поглубже. И утрамбуйте как следует вокруг. Игнатий Сергеевич человек рассеянный, он вашей утрамбовки не заметит. Его нужно хорошо обрадовать. Эти грибы будут тем психологическим фактором, той иллюзией, которая… В общем теперь вы меня понимаете, Феклуша?
— Понимаю! Обмануть их надо, обмишулить. Завтра утром я это дельце утрамбую, Ольга Павловна, комар носу не подточит.
Утром Игнатий Сергеевич — в пальто и в высоких резиновых сапогах, с тростью в руке — вышел на свою обычную прогулку по участку. Вот, поравнявшись со старой березой, на ветвях которой вороны устроили свое горластое общежитие, он вдруг остановился, посмотрел и, как бы притягиваемый гигантским магнитом, решительно шагнул в сторону и нагнулся к земле.
— Как в кино! — шепотом сказала Феклуша. — Это он мой подберезовик схватил! Другие-то увидит, нет?!
Профессор увидел. С сияющим лицом, счастливый, Игнатий Сергеевич шагал к веранде, держа найденные грибы, словно букет, в вытянутой руке, но вдруг опять остановился — на этот раз у цветочной клумбы. Вся его фигура выражала великое изумление. Постояв, он нагнулся, и… Ольга Павловна увидела в его руках большой белый гриб.
— Вы с ума сошли, Феклуша! — процедила сквозь зубы Ольга Павловна. — Зачем вы гриб в клумбу посадили?!
— Боялась, что не увидят они тех-то. А тут на самом ходу!
— Он же догадается теперь!.. Боже мой, ничего нельзя ей поручить!
А Игнатий Сергеевич уже поднимался по ступенькам веранды.
— Посмотри, Олюнчик! — сказал он бодро. — Вот этот красавец — как тебе это понравится! — вырос на клумбе, среди астр. Необычайное явление природы. Надо написать об этом случае в академию, Мирону Ивановичу, он занимается грибами, ему будет интересно.
У Ольги Павловны отлегло от сердца. Она поцеловала мужа в щеку и сообщила, что сегодня к обеду будут морковные оладьи, капустное суфле и «так уж и быть, твои грибы».
И тут произошло чрезвычайное происшествие, «чепе».
Игнатий Сергеевич снял очки, потом снова надел их — это всегда было у него признаком сильного волнения — и вдруг сказал высоким, срывающимся на фистулу тенором:
— Ну, вот что, матушка, хватит! Мне это надоело! Ты могла посадить гриб в клумбу, но превращать меня самого в старый, червивый подберезовик среди астр я не поз-во-лю!
— Опомнись, Игнатий! Что ты говоришь?!
— Да, да, не позволю! Я не старик! И не собираюсь раньше времени записываться в старики. А ты меня уже записала! Я требую, чтобы меня кормили по-человечески, иначе я буду обедать в чайной на станции. Я хочу ходить в лес за грибами, и я буду ходить в лес! И вообще… я переезжаю в город. И на телефонные звонки я буду отвечать сам. Я не тепличный шампиньон, я человек, а человек — это животное общественное!.. И вообще… чтобы сегодня же мне дали к обеду кильки… И рюмку яду… то есть водки!..
Произнеся залпом все это, Игнатий Сергеевич круто повернулся и ушел к себе. Ольга Павловна посмотрела на окаменевшую Феклушу и сказала с искренней, идущей из самой глубины сердца горечью:
— Вот что наделала ваша клумба, Феклуша!
Со скрипом
Братья-близнецы Беспалины Владимир и Петр, шоферы, мужики богатырского сложения и роста, жили в пригородном поселке, в ветхом деревянном домике, принадлежавшем их отцу Алексею Ивановичу.
Алексей Иванович много лет проработал слесарем в инструментальном цехе на одном большом заводе, «не слезая с доски Почета», как он сам с законной гордостью о себе говорил.
Человеческие руки — не то что золотые, а даже и стальные — со временем устают. Старик Беспалин стал слабеть на заводской работе и ушел на пенсию.
Казалось бы, отдыхай! Но, как выяснилось, Алексеи Иванович без дела не мог и дня прожить. Он устроил у себя в сараюшке маленькую вроде как бы мастерскую, поставил тиски, обзавелся нехитрым слесарным инструментом и с утра отправлялся в сарай — «на работу». Вставал по будильнику, как и раньше, когда работал на заводе. В сараюшке он чинил испорченные замки, делал новые ключи взамен утерянных или сломанных, изобрел какую-то необыкновенную беспалинскую соковыжималку для яблок и вишен, какие-то особого типа крышки для герметического закупоривания банок с плодами и ягодами, отобранными для домашнего консервирования, чем и заслужил уважение и любовную признательность у местных женщин, тем более что денег за свою работу не просил, дадут рублевку — брал, не дадут — не обижался.