Два апреля
Шрифт:
– Матросы газету купили, - сказала буфетчица.
– там про вас написано.
– Хорошо, - сказал Овцы.
– Большое спасибо, и передайте капитану, что я скоро приду.
Внушив вахтенному, что он остался один на судне, не считая механиков, с которых спрос невелик, и потому от него требуется повышенная бдительность, Овцын, оглядев еще раз свой теплоход, пошел, наконец, к Борису. Борис Архипов выпил уже несколько чашек кофе и был в
отличном расположении духа.
– Итак, она звалась Ксенией, - сказал он, подавая Овцыну газету.
– Об этом объявлено на четвертой странице.
Под заголовком «Мужественный поступок моряка» было написано:
«Капитан теплохода «Кутузов» Иван Андреевич Овцын поздно вечером возвращался на свое судно. Вечерняя набережная была пустынна. Вдруг моряк услышал крик о помощи. «Человек упал в реку»,- мелькнуло в сознании. Рискуя жизнью, капитан бросился в ледяную воду и, преодолевая силу течения, вытащил на берег молодую женщину. Подоспевшие врачи «Скорой помощи» сделали ей искусственное дыхание. Жизнь преподавательницы английского языка рыбного техникума Ксении Михайловны Зарубиной была спасена».
– Ну и слава богородице, - сказал Овцын, бросив газету на диван.-Может, она в самом деле нечаянно свалилась, а мы выдумываем ужасы. Может, у нее добрый толстый муж и белобрысая дочка Катенька. Английский язык располагает к добропорядочности. Красота отчаяния ни при чем. Просто у нее сломался каблук.
– Пусть будет так, - сказал Борис Архипов и подвинул Овцыну чашку.
– Пойдешь в больницу?
– Зачем?
– Узнать о здоровье.
– Я уже рисковал жизнью, преодолевая силу течения, - усмехнулся Овцын.
– Кроме того, я не древний китаец и работаю на транспорте. Если мне вдруг захочется позаботиться о ее дальнейшей судьбе, придется бросать работу.
– Ты ленив духом, - сказал Борис Архипов.
– Я доволен жизнью и не хочу ее деформировать.
– Ну ладно. Довольных людей немного, их надо поощрять. Пошлю Крутицкому эту газету, он объявит тебе благодарность в приказе.
– Не излишне, - сказал Овцын.
– На первом курсе училища я поставил себе цель: к тридцати годам стать лауреатом или Героем Советского Союза. Мне тридцать, и теперь я буду счастлив, если меня наградят значком «Отличник морского флота».
– Выходит, ты не совсем доволен своей жизнью?
– Я доволен своей жизнью, - повторил Овцын.
– Я не совсем доволен собой. Сообрази, насколько это прискорбнее, и налей мне еще кофе.
– Конечно, это трагедия личности, - сказал Борис Архипов, наливая в чашку тягучий черный настой.
– Утешься тем, что ее переживают все, кроме симпатичных розовых поросят. Симпатичные розовые поросята всегда довольны собой.
– Смотрю я на тебя и удивляюсь: чего это ты та кой мудрый?
– Наследственное, - смеясь, ответил Борис Архипов.
– У меня дед -поп. До сего дня священствует в Архангельске. Проповедует евангельские мудрости.
– Сколько же ему лет?
– Восемьдесят с довеском. Поморы - они народ живучий.
– Он тебе не пишет, какая сейчас на Двине ледовая обстановка?
– спросил Овцын.
– Его больше тревожат успехи атеистической пропаганды,- сказал Борис Архипов.
– На ледовую обстановку ему в общем-то наплевать.
– Бесполезный человек. Ну, я пойду, отец. Спасибо за кофе.
На другой день приехала, наконец, из Ленинграда команда. И хорошо, что Алексей Гаврилович наладил уже свое камбузное хозяйство: люди были голодны, как щуки, и мгновенно опорожнили вместительный бак щей из кислой капусты. Старпом развел их по каютам, потом зашел к капитану.
– Сегодня они не работники, - сказал Марат Петрович.
– Пусть отдохнут от изнурительных тягот, - усмехнулся Овцын.
– Двое суток в хорошей компании - это, конечно, утомительно, -согласился старпом.
– Завтра я их напрягу как положено.
– Учтите, что нам осталось стоять здесь не больше десяти дней, западная часть Финского залива уже свободна ото льда.
– За десять дней справимся... Хорошо бы перейти в Таллин, - сказал старпом.
– Там бы и подождали, пока вскроется восточная часть Финского залива.
– Здешние красавицы надоели?
– поинтересовался Овцын.
– Красавицы живут только в Ленинграде и в Риге,- вздохнул старпом.
– Больше их нигде не водится.
– Зачем же вам в Таллин?
– Знакомый город. Почти родной. Три года там работал. На каждом судне по десять приятелей.
– Ничем не могу помочь, - сказал Овцын.- Порт там маленький. Стать нам негде.
– Это верно, - печально сказал старпом.
– Нас там держать не будут. Своим тесно.
Старпом ушел, и сразу же явился Соломон Двоскин. Овцын подумал, что Соломон специально поджидал у двери, пока выйдет старпом. Он прекрасно выглядел, был весел, и выпуклые глаза его поблескивали.
– Товарищ капитан, разрешите доложить: второй штурман Двоскин для исполнения обязанностей прибыл!- отрапортовал Соломон, выпячивая живот.
– Прибывают поезда на станцию, - сказал Овцын.
– В таком случае явился, - поправился Соломон.
– Являются черти во сне.
– А что делают вторые штурмана ?
– Пока и вижу, что паясничают, - сказал Овцын.
– Здравствуй, краб. Садись. Что нового в славном Питере?
– В Питере весна. Тебе привет от буфетчицы Тамары, от Исаакиевского собора и от Крутицкого. Он к тебе хорошо относится. К тебе все хорошо относятся, не понимаю, за какие заслуги. Вот документы на четырех матросов, четырех мотористов, третьего механика, радиста и меня. Больше никого не получишь.
– Соломон положил папку на стол.
– Больше мне никого и не надо, - сказал Овцын. Кока я здесь взял, буфетчика найду, когда понадобится. Что еще нового?
Овцын ждал, что Соломон расскажет о Марине, они ведь встречались в эти дни. Но Соломон говорил о чем угодно, даже о ремонте зданий на Невском проспекте, но не о Марине. Соломон прежде всего должен был рассказать о Марине.
– Что с Мариной?
– спросил Овцын в упор.
– А что с ней может случиться?
– сказал Соломон и вдруг без надобности надел очки.
– Все в порядке. Комнату она оставила, переехала в общежитие.