Два апреля
Шрифт:
– А мне было бы интересно, - сказала Ксения.
– Конечно, - кивнул Борис Архипов.
– Знаете, Ксюшенька, раз в сто лет рождается человек с хвостиком. Маленький такой хвостик, мягкий. А бывает и с позвоночками. Безумно интересно! Но без хвоста все-таки лучше. Человек без хвоста ближе к современности. Человеку без хвоста больше доверяют.
– Да ну вас!
– засмеялась Ксения, - Вы пессимист.
Они сбежали к морю по крутому, поросшему густым кустарником откосу. Солнце жгло по-летнему, на белый песок мерно обрушивались седогривые валы. Пустынный пляж бесконечно тянулся в обе стороны. Увязая в мелком песке, они подошли к баррикаде из морского мусора, вышвырнутого чистоплотными волнами Ксения подобрала отшлифованную морем палку,
– Люблю копаться в этих кучах, - сказала она,- Кажется, что найдешь множество удивительных вещей... Только никогда ничего не находишь. Тина, ветки, доски, поплавки... Никаких кораллов, никакого жемчуга, никаких запечатанных бутылок с записками от погибающих капитанов...
– Она наклонилась и подняла темно-желтый ноздреватый камень величиною с кулак.
– На сей раз вам повезло, - сказал Овцын, - Это янтарь.
– Неужели?
– воскликнула Ксения, - Не может быть, - Несмотря на шероховатую поверхность, камень казался прозрачным, он вбирал в себя солнечные лучи, они .сгущались в центре и освещали его изнутри, - Да, это янтарь, - радостно улыбнулась Ксения, - Теперь у меня есть драгоценность.
Овцын взял янтарь, рассмотрел его на свет.
– Жаль, сказал он, возвратив янтарь Ксении.
– Почему?
– Это доисторическая смола, вытекавшая в доисторические времена из доисторических сосен, - сказал он.
– Иногда в ней вязли разные доисторические букашки. Жаль, что в этом куске никто не увяз. А то посмотрели бы на зверя, который жил миллион лет назад.
– Живодер, - сказал Борис Архипов.
– Как можно жалеть, что букашка не погибла?
– Погибнуть для науки - это высшая доблесть,- усмехнулся Овцын.
– Мы отнесли бы камешек в музей, и про нас написали бы в газете. А ученый сочинил бы диссертацию, получил бы степень и прибавку к жалованью. Ему дали бы квартиру. Жена стала бы его больше любить за то, что он такой умный и может многого добиться. Видишь, какая великолепная судьба была бы у букашки, догадайся она погибнуть в смоле миллион лет назад.
Насмотревшись на море, которое выглядело здесь краем океана, а не скромной Балтикой, где воды меньше, чем в озере Байкал, они снова поднялись наверх, прошли парком и внезапно очутились в городе.
Вытряхнув из туфель остатки песку, Овцын сказал Ксении:
– Такую природу я люблю. Чисто, сухо и ласкает взор. Никакой паутины на физиономии, и шея не чешется. Спасибо, Ксана. Я рад, что вы нас сюда привезли.
– Сейчас ты еще больше обрадуешься, - сказал Борис Архипов и указал на вывеску ресторана, проглядывавшую сквозь ветви.
В зале было сумрачно, и они выбрали столик у окна. Борис Архипов торопливо занял стул около Ксении. Овцын, ухмыльнувшись, сел напротив.
– Чему ты лыбишься?
– сердито спросил Борис Архипов.
– Народу мало, и нас обслужат быстро, - сказал Овцын.
Он разглядывал арочные своды зала, стены, выложенные декоративным кирпичом, огромный камин из необработанного гранита, где лежали обгорелые березовые поленья. В средневековую декорацию удачно вписался пластмассово-никелевый бар. Считанные посетители терялись в сумраке просторного зала. Взгляд Овцына задержался только на одном из них. В углу одиноко сидел мужчина лет тридцати пяти, в черном костюме, какой надевают только по вечерам. Беспорядок на столе говорил о том, что он сидит здесь давно, и можно было не сомневаться, что он порядочно пьян, потому что галстук сбился на сторону, волосы растрепались, расстегнутый воротничок перекосился и полуприкрытые глаза с бессмысленным вниманием глядели на пустые бутылки.
– Колоритный уголок, - сказал Овцын Ксении, когда она передала меню Борису Архипову.
– Вы здесь бывали?
– Да, - сказала она.
– Часто.
– Вы говорите это таким голосом, будто жалеете.
– Да, - сказала Ксения.
– Это кусок моего прошлого.
– Которого не было?
– Конечно, не было, - сказала она, улыбаясь.- Вы же знаете, когда я родилась.
– Двадцать четыре года тому назад, - сказал Овцын. Так написано в паспорте.
Ксения покачала головой;
– Не верьте паспорту. Верьте мне. Еще не прошло и двух недель, как я родилась.
– Как в тридцать первом веке,- сказал Борис Архипов.
– Тогда человек будет рождаться не беспомощным комочком, а сразу инженером, художником или буфетчицей. Какая выгода для общества! Никаких затрат на трехколесные велосипеды и новогодние елки
– Вы жадный, - сказала Ксения.
– Пожалели ребенку.
– Простите, я пошутил, - улыбнулся Борис Архипов.- Человек не пчела. Он не согласится лететь на работу, едва родившись. Может быть, в будущем детство продлят до сорока лет. Человечество перестанет воевать, разбогатеет и сможет позволить себе такую роскошь.
Подошел официант и принял заказ.
– Водочки не прикажете?
– спросил он разочарованно.
– Водочки не прикажем, - сказал Овцын.
– Водочку пить вредно.
– Однако многие употребляют, - вздохнул официант и удалился не спеша. Он подавал на стол медленно, лениво и нелюбезно и досадовал, что люди заняты разговором и их это не раздражает. Он ожидал, что они будут хмуриться, сердито стучать вилками по бокалам, махать ему салфеткой и поймут, наконец, как полезно заказывать водку. Но они разговаривали, смеялись и не замечали коварной политики официанта, так что сердиться пришлось ему самому, а это очень обидно, когда сердишься и не можешь учинить никакой неприятности тем, кто тебя рассердил. Он прибрал после обеда стол и, повинуясь неясному движению души игрока, проигравшего партию, постелил чистую скатерть перед тем, как принести сладкое.
– Ликерчику не прикажете?
– спросил официант.
– Имеем мараскин. Редкостный ликерчик, нигде не достанете.
– Несите, раз редкостный, - сказал Борис Архипов.
– В самом деле, я его лет десять уже не встречал.
– С тех пор и остался,- радостно подтвердил официант.
– В погребе обнаружили.
Официант ушел, и Овцын, провожая его взглядом, вдруг заметил, что человек за столиком в углу смотрит на него. Он удивился и напряг память. Нет, незнакомое лицо ничего ему не напоминало.
Официант принес ликер, оказавшийся удивительно вкусным. Овцын брал в рот по нескольку капель и время от времени взглядывал в угол. Человек в черном костюме смотрел не отрываясь. Потом он поднялся со стула и медленно пошел к ним, приглаживая волосы и поправляя галстук. Его увидела Ксения. Она перестала говорить и поднесла руки к лицу.
– Это прошлое, - пробормотал Овцын.
– Что-то мне подсказывало, что я встречу тебя именно здесь, - сказал человек, подойдя.
– Ты не могла сюда не вернуться.