Два апреля
Шрифт:
– Где ты был?
– спросила она.
«Еще и отчитываться надо», - подумал Овцын.
– У соседа, - сказал он.
– У тебя здесь красиво, - похвалила Марина.- Как в богатой квартире. Только зачем так много бутылок?
– Порой и бутылки пригождаются в жизни.
– Кто тебе принес эти веточки?
– Обслуживающий персонал, - сказал он.
– Хочешь, я покажу тебе судно?
На него вдруг навалилась усталость - все же не спал две ночи. Он не знал, о чем говорить с Мариной. Слишком уж равнодушное выражение было на ее лице, только бутылки да веточки заинтересовали ее, и он не мог определить, от застенчивости это равнодушие или ей неинтересно то, среди чего она оказалась.
– Покажи, - сказала она.
– Я для этого и пришла.
– А я подумал, ты по мне соскучилась, - неловко пошутил он и взял из настенного ящика несколько ключей.
Он провел ее по каютам и салонам, Марина с интересом разглядывала убранство и полировку и несколько раз повторила: «Честное слово, это шикарный отель, а не корабль». И Овцыну опять не о чем было с ней говорить, потому что для него это прежде всего был теплоход, а не отель. Отелем «Кутузов» станет для других. Жаль, что Марина из тех.
В штурманской рубке она заскучала. Непонятные приборы не интересовали ее, понравилось только, что высоко и хорошо видно.
– Ты здесь стоишь свою вахту?
– спросила она.
– Примерно так, - сказал Овцын.
Сперва он хотел показать ей и радиорубку, и машину, и трюм, и еще многое, но вдруг подумал, что это ни к чему, лишнее утомление и она в свою меру уже знает судно. Она узнала, что помещения для пассажиров оборудованы роскошно, она увидела уже все то, на чем могли бы задержаться ее глаза.
– Мне дали три дня отпуска, - сказала Марина.
– Мало, - отозвался он.
– Больше не дают, срочная работа. И три дня пришлось выпрашивать... Когда ты придешь... туда?
– спросила она.
– Давай уж говорить «домой», - сказал он.
– Так проще. Думаю, я приду часов в шесть. Ты пообедаешь у нас?
– Если это удобно, - сказала Марина.
Он помедлил и ответил честно:
– Лучше не надо. Будут смотреть во все глаза. Не люблю.
– Тогда я поеду и приготовлю что-нибудь дома.
Он проводил Марину, и на душе стало легче.
– Меня на судне нет, - сказал он старпому, который поодаль пялил
глаза.
Вернувшись в каюту, быстро разделся и лег в прохладную постель, посмотрел на славные зеленые, веточки. Смотрел на них, пока сами собой не сомкнулись веки. Замелькали волны, мачты, облака, человеческие лица - все то, что он видел с тех пор, как последний раз проснулся. Почему-то промелькнула еще и девушка-метеоролог с острова Гогланд и Марат Петрович Филин перед ней на коленях. Он удивился, откуда знает лицо девушки, потом понял, что это Ксения, а на коленях перед ней стоит не Марат Петрович Филин, а он сам. Он рассердился, подумал, а вдруг кто увидит, попытался подняться, но ватные ноги не подчинялись ему, он все стоял и стоял на коленях перед своей буфетчицей.
13
Как он и предполагал, начальник конторы надолго задумался о выгоде экономии и опасности риска.
В обеденное время он прислал человека, который сказал, что никаких новшеств не будет. К концу рабочего дня тот же человек пришел снова, нагруженный книгами и схемами ограждения речных фарватеров. Следующим утром Крутицкий сказал:
– Раз уж затеяли это богоугодное дело, так поторапливайтесь. Я договорился с Речной инспекцией, чтобы через неделю у вас приняли экзамен.
– Дело затеял не я, - сказал Овцын.
– Идея совмещения морской и речной профессии принадлежит капитану Архипову.
– Архипову...
– поморщился начальник конторы.
– Ах, да... Вы же
вчера говорили.
– Во всеуслышание, - подтвердил Овцын.
– Какая разница!
– махнул рукой Крутицкий.
– Действуйте. Занятия будет вести капитан-наставник Галкин у вас на «Кутузове».
Первое занятие капитан-наставник Галкин начал с заявления, что река - это ни в какой степени не море и что если у кого есть по этому поводу сомнения, тот вправе покинуть аудиторию. Его заверили, что сомнения не возникают. Капитан-наставник продолжил:
– В море вы можете своим плавсредством хоть балет танцевать. Па-деде, адажио и вальс цветов. Акватория позволяет. А что есть река? Река есть провод, и пароход должен бежать по нему, как электрон. Путь на реке один-единственный, и от того, насколько точно вы его придерживаетесь, зависит ваш успех, ваша безопасность, покой и благополучие вашей семьи.
Манера капитана Галкина вести урок понравилась. Шесть часов, три до обеда и три после, не утомляли. На четвертый день занятий капитан Галкин раздобыл речной буксир и устроил практику. Отрабатывая маневры и правила, дошли вверх по пустынной еще Неве почти до Петрокрепости и тут встретили Ладожский лед. Он двигался сплошной стеной, скрежеща, вспучиваясь, выкарабкиваясь на отлогие берега. Люди оттаскивали повыше черные лодки.
– Лед молодец, - сказал капитан-наставник Галкин.
– Пошел очень вовремя. Пока он сойдет, отшлифуем полученные знания. Устрою вам зачет, а потом достойных допущу к экзамену.
Буксир повернул обратно. Вернувшись в Ленинград, застали там сырой туман, холод и северо-восточный ветер. Потом всей компанией пообедали на «Кутузове». Хоть время обеда давно прошло, у Ксении все было наготове.
– Гаврилыч опять гуляет?
– спросил у нее Овцын.
– Мы через день, - сказала Ксения, и Овцын усомнился, потому что помнил, что вчера она тоже работала.
– Устаете?
– спросил он.
– Не смертельно.
Утром Овцын, как обыкновенно, зашел в контору, и Крутицкий поздравил его со вскрытием Ладоги.
– Дней через пять выпущу вас, - сказал он.
– Нечего зря место занимать. Правда, на Онежском озере еще лед, но это, бог даст, не надолго. Если что, в Вознесенье отстоитесь. Как ваши занятия?
– К финалу, - сказал Овцын.
– Думаю, уже можем сдавать.
– А все сдадут? Ведь я надеюсь.
– Сдадут. Хитрого в этой науке ничего нет.