Два апреля
Шрифт:
– Еще одно, - сказал Крутицкий, когда Овцын поднялся со стула и собрался прощаться.
– Центральная кинохроника интересуется нашей экспедицией. Возьмете двух корреспондентов?
– Почему бы и нет?
– сказал Овцын.
– Посмотрим, каковы мы на экране. На весь рейс или до Архангельска?
– На весь, естественно. Самое интересное - Арктика. Если до нее не добраться, так нечего огород городить. На днях приедут, я пошлю их к вам. Устройте.
– Пусть будет кинохроника, - кивнул Овцын.
Он пришел на теплоход, отсидел три часа занятий, пообедал и отправился навестить Бориса Архипова - тот почему-то не был на занятиях. Капитан «Шального» ходил по своему буксиру в праздничном виде, помолодевший, необыкновенно свежий и глаженый, в тужурке с галунами и орденскими планками, из-под рукавов которой спускались на кисти рук белоснежные манжеты.
– Какие новости в конторе?
– спросил Борис Архипов.
– Дней через пять выйдем. Мне грузят двух корреспондентов кинохроники. На Онеге еще лед.
– Овцын, прищурившись, оглядел Бориса Архипова.
– Ты приглашен на дипломатический прием?
– Просто по Неве идет ладожский лед.
– улыбнулся Борис Архипов.
– Странная связь.
– Для непосвященных, - подмигнул ему Борис Архипов, взял под руку и повел в каюту.
– Опять пить кофе?
– спросил Овцын.
– Сделаем передышку. Сегодня будем пить шампанское.
– Человек-загадка, - вздохнул Овцын и уселся на диван.
Борис Архипов отодвинул вентиляционную решетку, достал из трубы бутылку, осторожно откупорил и налил шампанское в бокалы. Уже подняли их, когда зашел вахтенный матрос и доложил:
– Товарищ капитан, к вам буфетчица с «Кутузова». Пустить?
– Олух царя морского!
– рявкнул Борис Архипов и, оттолкнув матроса, выбежал из каюты.
Матрос, не обидевшись на «олуха», протянул руку в сторону стоящего в углу спиннинга, сказал:
– Знаете, это команда подарила.
– Борис Никитич не увлекался рыболовным спортом, - заметил Овцын.
– Спиннинга не было, - рассудил матрос и ушел, не закрыв дверь.
Борис Архипов, сияя, ввел в каюту Ксению. В руках у нее был торт и
пакет, перевязанный розовой ленточкой. Овцын встал.
– Теперь ясно, - сказал он.
Достал из тужурки мозеровский полухронометр, самую драгоценную свою вещь (Борис Архипов это знал), покачал его на стальной цепи перед Борисовым лицом и опустил тяжелую чечевицу в его верхний карман, под орденские планки.
– Владей, - сказал он и поцеловал его в щеку.
– И да живешь ты не меньше, чем дед твой, архангельский архиерей. Что ж ты, злыдень, даже Ксению Михайловну предупредил, а мне ни полслова?
– И четверть слова не говорил, - замотал головой Борис Архипов.
Он взял из ее рук пакет и торт, торт поставил на стол, пакет бросил на диван, потом поцеловал руки.
– Говорили, Борис Никитич, - улыбнулась Ксения. Помните, в Ясногорске: «Придем в Ленинград, и стукнет сорок». Выяснить подробности не представляло труда.
– Однако этот тип не выяснил.
– Борис Архипов ткнул пальцем в Овцына.
– Тем не менее за хронометр спасибо, сынок. Не жалко?
– Еще как жалко!
– сказал Овцын.
– А иначе какая же в подарке ценность?
Он усадил Ксению на диван и разрезал торт. Борис поставил на стол третий бокал, бережно налил вина.
– За ваше счастье, Борис Никитич, - сказала Ксения серьезно и немножко печально.
– Пусть все ладится у вас в жизни. У вас еще будет много хорошего. У вас будет много радости.
– Да... Сорок лет...
– проговорил Борис Архипов.
– Дата. Цифра.
– Небольшая, - сказала Ксения.
Они выпили вино, сели. Все понимали, что сорок лет - это порядочно и что единственная радость, которая нужна сейчас Борису Архипову, недоступна ему. Поэтому было грустно. Овцын дотянулся до блюдечка, положил на него кусок торта и поставил перед Ксенией. Она ела торт и говорила о том, как ей нравится Ленинград, и вообще все это плавание, и ее работа, и люди, и какое это счастье - не сидеть на одном месте, и как ей было тоскливо, когда она знала только дорогу от дома до техникума, где преподавала английский язык юнцам, которым он был совершенно неинтересен...
Борис налил еще вина, и опять выпили за его успехи.
– Мыть каюты вам тоже нравится?- спросил он.
– Нравится, - сказала Ксения.
– Особенно одну. Капитанскую.
– Борис вздохнул, повернулся к Овцыну.
– Подай-ка мне, сынок, этот изящный пакетик.
Он порвал розовую ленточку и развернул бумагу.
– Галстуки...
– улыбнулся он и ласково посмотрел на Ксению.
– Ксюшенька даже заметила, что я таскаю засаленные галстуки... Вот и обновка капитану Архипову. Вы, Ксюшенька, золотая женщина. Переходите ко мне. Честное слово, вас здесь будут больше ценить, чем на том плавающем пансионате.
– Тебе нельзя пить по два бокала шампанского, - сказал Овцын.
– Ты начинаешь бредить.
– Возможно, - сказал Борис Архипов.
– Попробую выпить третий. А вдруг от него вернется рассудок?
Он добыл из вентиляционной трубы еще бутылку, откупорил, разлил
вино.
– Это выпьем за Ксюшу, - сказал он.
– Пусть она всегда будет такой же доброй и прекрасной, как сейчас. Пусть желания ее сбудутся.
– У меня нет несбывшихся желаний, - засмеялась Ксения.
– Все равно я
выпью, раз уж Алексей Гаврилович сегодня командует на камбузе.
– Вот мы и сделали из вас моряка, - сказал Овцын.
– Представляю, как охнет ваша мама в Рязани, когда вы вернетесь домой и скажете: «А ну-ка, старуха, смотайся па камбуз, пошуруй в бачках, нет ли чего горяченького порубать?»
– Не исключено, - сказала Ксения.
– Не надо, Ксюша, - попросил Борис Архипов.
– Не привыкайте к жаргону. Кто бы знал, как мне надоело это заразное соленое словцо! Ну его к аллаху!