Два брата
Шрифт:
Царевич встретил Маркова ласково:
– Здравствуй, здравствуй, старый приятель! Сделай из меня такого мастера, чтоб батюшка был доволен!
– Будете стараться, ваше высочество, сделаю!
Егор начал давать царевичу уроки. Против ожиданий, Алексей старался выполнять все указания мастера.
Петр спросил у Маркова через несколько дней, как идет обучение царевича токарному делу.
– Царевич понятлив, все перенимает быстро и к науке охоту имеет, – отвечал Егор.
– Добро! – проворчал царь. – Бог даст, приучится недоросль к делу.
Но
– Знаешь, Марков, – предложил он молодому токарю, – устроим фортель: ты выточишь трубку, а я подарю батюшке, якобы свою работу… А?
Егор молчал.
– Щедро награжу, – соблазнял царевич.
– Петра Алексеевича обманывать не буду и тебе, царевич, не советую.
Худое, длинное лицо Алексея сразу стало злым, руки сжались в кулаки.
– Коли так… убирайся к черту и со станком своим! – прошипел он и вышел из комнаты.
«Так и знал, что попаду в немилость», – подумал Егор.
Марков доложил царю, что Алексей Петрович отказывается продолжать учение.
– Кто лентяем родился, лентяем и помрет! – гневно сказал царь.
Освободившись от надоедливого учения и от участия в государственных делах, царевич Алексей повел жизнь, какая была ему по сердцу.
По утрам, надев большие круглые очки, он просматривал отчеты управляющих его имениями, отдавал разные хозяйственные распоряжения. Своим личным имуществом Алексей управлял, как заботливый помещик, не терпел беспорядков, ненужных расходов. После обеда царевич спал, потом читал церковные книги. Вечером собирались близкие.
Постоянными пирами царевич расстроил здоровье, и врач отправил его для лечения в Карлсбад.
В середине июля 1715 года Егору Маркову пришлось отправиться в продолжительною поездку: царь послал его, ближнего своего механика, на Тульский завод Никиты Демидова.
– Съезди, Егор, в Тулу. Ружья Демидов делает добрые, а все же надо бы ему кой-чему от тебя поучиться. Отвези ты ему фигуры новых станков и посмотри, нельзя ли у Демидова всю работу улучшить. Я на тебя надеюсь! Заслуги твои по пушечному делу помню: помогли мне под Полтавой новые пушки.
Уже не в первый раз царь давал такие поручения Егору, Механик поспешил в Тулу. Но ему пришлось разочароваться: Демидов встретил царского посланца неприязненно. Он ждал со стороны Маркова каких-то подвохов, кляуз. Открыто прогнать Маркова он не решился, но от Егора скрывали секреты производства, заставляли по целым неделям околачивать пороги в заводской конторе, одним словом – чинили препятствия во всем.
Раздраженный, Марков принужден был вернуться в Петербург.
Здесь его ждала новая неприятность. Через несколько дней после приезда Егора в столицу к нему пришел с приказом камердинер царевича (Алексей незадолго перед тем вернулся из Карлсбада):
– Приходи вечером к царевичу!
Егор решил, что дело идет о заказе каких-нибудь токарных изделий. Окончив работу, он явился в дом царевича. Его провели в кабинет. Алексей сидел в кресле у письменного стола в расслабленной позе, бессильно свесив руки.
– Пришел по приказу вашего высочества, – доложил токарь.
– Батюшка здоров?
– Его величество здравствует. Да вы батюшку чаще моего видите.
– Что ж, что вижу? Батюшка со мной не разговаривает. А ты у него приближенный человек. Он тебя хвалит, любит… (Егор сконфузился.) Не скромничай, не притворяйся красной девицей… Что батюшка обо мне говорит?
– Петр Алексеевич со мной только по делу разговаривает.
– Какой скрытный! Забыл, с кем говоришь?
Отцовские интонации послышались в голосе царевича, и так же бешено округлились его глаза.
У Маркова задрожали ноги. «Беда! Чего он напустился?…» – тоскливо подумал он.
– Что молчишь? Не верю, что тебе сказать нечего! Неужто при батюшкином дворе про меня никакой молвы нет?
– Не придворный я, ваше высочество! – упавшим голосом ответил Марков.
– Вы, дворцовая челядь, больше придворных знаете! – зло крикнул Алексей. – В каждую щель, как мыши, пролезаете, в каждой дыре таитесь, подсматриваете, подслушиваете!
– Ваше высочество! Клянусь!..
– Молчи!
Голос царевича перешел в страшный шепот. К еще большему своему смущению, Марков заметил, что Алексей Петрович пьян. От него несло водкой, лицо раскраснелось, белые слабые руки судорожно сжимались и разжимались.
– Молчи и слушай! Придет мое время, что бы ни думали и что бы ни делали высшие! Тогда все мои супротивники будут на колах, на виселицах, на костре!.. Я придумаю им небывалые казни!
Лицо царевича дергалось, он смотрел на Маркова расширенными, безумными глазами. Егор ужаснулся. Ему хотелось выскочить из кабинета, убежать куда глаза глядят от этого страшного разговора. Но он продолжал стоять как вкопанный.
– А тех, кто мне покорен и верен, возвеличу… вознесу!.. Подойди ко мне! Стань на колени. Присягай в верности!..
Егор отшатнулся:
– Ваше высочество! Опомнитесь!
– Не бойся! Будешь моей правой рукой. За это я требую не много: слушай, смотри, выведывай, все доноси мне! Мне нужны уши и глаза в батюшкином дворце, где даже стены меня ненавидят!
Голос царевича сорвался на судорожный вопль.
– Ваше высочество! Опомнитесь! Испейте водички… Где вода-то?! – в ужасе бормотал Егор, мечась по кабинету.
Найдя кувшин, он наполнил стакан, впопыхах перелил через край и подал царевичу. Тот машинально выпил, немного успокоился.
– Согласен? – хрипло спросил царевич.
– Нет! – твердо ответил Марков, и густые брови его сдвинулись над переносьем, лоб нахмурился. – Распрю между отцом и сыном пусть судит бог, а я промежду вами становиться не могу. Маленький я человек, страшные эти дела для меня погибель. Тебе ли, царевич, отцу ли твоему пальцем шевельнуть – и нет Егора Маркова.
– Вот ты какой… трус! – с презрением сказал Алексей Петрович.