Два дня перед каникулами
Шрифт:
– Вот это да, - прошептала Маша.
– Одноэтажный город...
– и она что-то еле слышно пробормотал.
– Что-что?
– переспросил Мишка.
– Через четыре года здесь будет город-сад, - повторила Маша слова Маяковского.
– Не о нашем городе написано, и не через четыре года, но... Знаешь, вдруг подумалось: а они ведь, тогдашние люди, строили это руками. Своими руками. Никаких машин, один экскаватор на всю стройку, возили песок тачками, таскали кирпичи на себе, мешали бетон вручную... И жили в этих вот бараках с туалетами на улице. Даже не с туалетами -
– А потом защитили его во время войны, - задумчиво добавил парень.
– Ещё и снабжение Питера поддерживали...
– И ток с электростанции шёл, - подхватила Маша.
– И это - в этих вот условиях...
– Она помолчала.
– Миш... а мы в наше время смогли бы так же?
Мишка ещё раз окинул взглядом тёмные трубы и корпуса комбината, россыпь бараков... Повернулся в другую сторону, вниз по течению реки. Вышедшее из-за облака солнце сверкнуло на маковке церкви вдали.
– Я не знаю, Маш, - покачал головой он.
– Мы слишком привыкли жить в комфорте. Для нас отключение света - уже проблема, а отключить интернет - катастрофа. Что там говорить, мы даже без мобильника шагу ступить не можем...
– Вот и я о том же, - вздохнула Маша.
– Знаешь... мне кажется, мы попали сюда не случайно. Попали в том числе и для того, чтобы понять, как оно было... тогда.
Мишка еще раз взглянул вниз по течению - вдоль реки стояли дома, от которых в начале XXI века не осталось даже воспоминаний. А вон там, чуть дальше, вероятно, был... будет деревянный мост, основания которого при низкой воде будут видны и через восемь десятков лет. А прямо напротив его во время войны встанет зенитная батарея. А потом построят мемориал - три штыка, три года войны...
– Знаешь, я раньше никогда не задумывался о людях, которые жили здесь... до нас. Как они жили, чем они жили, о чём думали, кого любили... А они ведь по сути выстроили и нашу жизнь. Где бы мы были, если бы не они?
– А нас бы не было, - просто сказала Маша.
– Знаешь, я много читала в интернете откровений разных... людей, насчет того, как хорошо бы лично они жили, если бы большевики не взяли власть. А потом подумала: да если бы не было того переворота, их родители никогда бы не встретились. Просто-напросто. Ничего бы для них не было... И нас бы не было, или это были бы уже совсем не мы... Они заложили основу нашей жизни.
– А мы закладываем основу для тех, кто будет после нас...
– медленно сказал Мишка.
– И что мы им оставим? Гонку за шмотками, китайские планшеты, гнилые автомобили? Химкомбинат, от которого все выбросы на город ложатся? Железную дорогу, которую растащили по кускам?
– Не наш масштаб, Миш, - вздохнула девушка.
– Никто нас слушать не будет.
– Значит, надо учиться и пробиваться туда, где будут слушать, - упрямо процедил Мишка.
– А под лежачий камень вода не течёт - так вроде в пословице?
– Так, - немного удивлённо посмотрела на него Маша.
– Кажется, ты что-то для себя... решил?
– Решил, Маш, - твёрдо сказал
– Нельзя плыть по течению. Пойдём...
Они пошли прямо по железнодорожному пути, дребезжа велосипедами по деревянным шпалам - сбоку идти неудобно, щебёнка осыпалась. Правда, и шпалы были положены так, что нормального шага не получалось. Пересекли небольшой мостик над грунтовкой, приблизились собственно к железнодорожному мосту. Тут было чуть проще - сбоку шёл деревянный настил, не особо широкий, но друг за другом с велосипедами идти можно. Вверх уходили массивные конструкции ферм, но Мишка поймал себя на мысли, что вблизи мост выглядит далеко не так капитально, как издалека - тут он казался переплетением ажурных конструкций, угрожающе нависших над водой. Впрочем, других вариантов пересечь реку всё равно не было.
Несмотря на тихую погоду, над рекой ощущался ветер, и ребята застегнули куртки.
– Миш, неужели все ходили по этому мосту?
– недоверчиво спросила Маша.
– И его же наверняка охраняли и не пускали всех подряд, он же... военный объект, да?
– Ну... скорее всего, - согласился Мишка.
– Но смотри, единого города и не было. Вряд ли люди ходили через реку так же часто, как в наше время. А те, кто работал на комбинате, рядом с ним и жили. Машин вообще мало, им мост и не нужен.
– Перевоз, - вдруг сказала Маша.
– Что?
– Ну автобусы же ходят до остановки "Перевоз", в Октябке. Наверное, там был паром или что-то такое, через реку.
– Ой, точно же, - рассмеялся Мишка.
– А может, перевозов было даже несколько. Странно, что мост всего один. Отец рассказывал, что второй уже в войну построили, деревянный. Там, где опоры из воды видно.
Болтая, он мимоходом оглянулся... и встал как вкопанный. Волосы на голове зашевелились, рука сама собой стиснула ложе обреза.
Метрах в пятидесяти, у края моста, который ребята только что покинули, стоял человек. Просто стоял и смотрел им вслед.
Шедшая следом Маша, увидев Мишкино выражение лица, тоже оглянулась, ойкнула. Человек не шелохнулся.
Выглядел он, как классический работяга: извозюканная куртка старого покроя, потёртые штаны, грубые ботинки, кепка на голове. Худощавый, лицо осунувшееся, в солнечном свете тени на нём кажутся будто вырубленными. И роста не очень высокого - кажется, Мишка и то выше со своим метр семьдесят пять. Двухдневная щетина на щеках. И взгляд - совершенно никакой, устремлённый даже не на ребят, а куда-то в пустоту.
Мишку пробрала дрожь. Вот он, тот взгляд, что преследовал, пока они были в городе... Кто это такой? Кто-то из старинных сказаний, как Хозяин? Человек 30-х, случайно застрявший здесь вместе со слепком мира? Ещё один человек, прошедший сюда через проход? Морок, призрак, в конце концов?
– Миш, кто это?
– оторопело пробормотала Маша.
– Я не знаю, - одними губами ответил парень. Открыл было рот, чтобы что-нибудь спросить у человека... но не произнёс ни звука. Язык словно онемел, наотрез отказываясь окликать эту странную фигуру.
– Пойдём-ка отсюда, - наконец тихо выдавил он.