Два дундука из сундука
Шрифт:
– Я на всякий случай. Это опять Митёк споткнулся. Хороший писатель, но плохой поэт. И под ноги не смотрит, когда в туалет торопится.
– И он зевнул так, что даже зубами лязгнул.
А вот утром стало ясно, что никто из нас ночью из дома не выходил. На калитке оказалась сорванной щеколда, а возле самой бочки Алешка подобрал зажигалку.
Она была не папина. Она была не Митькова - тот курил трубку и разжигал ее спичками.
Это была зажигалка предводителя речной шпаны - Витька Полундры.
– На разведку приходил, -
Глава XVI
Заложник
Часов в одиннадцать вдруг включился папин мобильник.
Он послушал, коротко поотвечал «Да-нет» и «Сейчас выезжаю». И сказал маме:
– Вызывают на службу. Бежал из-под стражи известный вам Каркадил. Подкупил охрану и бежал. Объявлен в розыск. Мой отдел должен подключиться, потому что, по некоторым данным, Каркадил хочет удрать за рубеж.
– Так я и знала, - невесело ответила мама.
– Пропал наш отдых.
– Почему? Вы оставайтесь здесь с Митьком. А я быстренько поймаю беглеца и вернусь.
– Я поеду с тобой, - твердо сказала мама.
– Буду о тебе заботиться. Поймаем Каркадила и вернемся вместе.
– Ты лучше позаботься о детях, - возразил папа.
– О них Митёк позаботится. Правда, Митёк?
– спросила она как раз вошедшего писателя.
– А в чем дело?
Папа ему объяснил - Митёк ужаснулся.
– Я с ними не останусь!
– заявил он свой решительный протест.
– Они неуправляемые и непредсказуемые. Они дети людоедов. Я их боюсь.
– Они правда кусаются, - усмехнулся папа, - но писателей не едят.
– Брезгуют?
– от души обиделся Митёк.
Мы с Алешкой сидели рядышком на диване и только молча переводили взгляды с одного спорщика на другого.
– Смотри, какие смирные и послушные, - указала мама на нас.
– Обещаете слушаться дядю Митю и не волновать его?
– Конечно, - быстро ответил Алешка.
– Обязательно. Прямо сейчас. Только найдем заложника и поймаем Зубастого. И сразу будем слушаться.
– И не волновать, - добавил я.
Митёк, словно его подкосили, рухнул в кресло.
– А ведь когда-то мы были с тобой друзьями, Серега, - с укором прошептал он папе.
– Ну вот что!
– ледяным голосом сказала (приказала, точнее) мама.
– Дети остаются с тобой, слушаются тебя во всем. А ты, Митёк, имеешь право наказывать их по своему усмотрению за малейшее непослушание.
– А можно я их на это время в комнате запру?
– Можно, - кивнул папа.
– Но бесполезно.
– Ну вот и хорошо, - с облегчением вздохнул Митёк, когда уехали наши родители.
– Мы предоставлены самим себе и будем заниматься каждый своим делом. Идет?
– А поточнее?
– на всякий случай осведомился Алешка.
– Я дописываю книгу и доделываю пулемет. А вы освобождаете заложника, а то
– В бою!
– почему-то сказал Алешка.
– В бою так в бою, - почему-то легко согласился Митёк.
– Но!
– Он поднял палец.
– Готовка обедов и ужинов - на вас. И никаких яичниц.
– Согласны, - сказал Алешка.
– Димка здорово готовит. И по магазинам любит ходить. И уборку делать. И стирку тоже. А еще он любит в огороде…
– Не люблю я в огороде!
– завопил я.
– Я люблю читать на диване и плавать на лодке!
– В свободное время, - дуэтом, не сговариваясь, заявили Митёк с Алешкой.
В свободное время, как раз когда Митёк куда-то без предупреждения исчез, мы отправились в затон искать и освобождать заложника. Алешка почему-то был уверен, что его засунули в какой-то старый баркас и он там в одиночестве сидит на койке в наручниках, прикованный к якорю и с пластырем на губах. А кормят его одной яичницей.
Наше свободное время выдалось к вечеру. Уже смеркалось, когда мы приближались к затону. Но Алешка, с его острыми глазками, углядел что-то на воде.
– Дим!
– воскликнул он.
– Опять! Бутылка! Право руля! Так держать!
Он перегнулся через борт и выловил из воды уже знакомую бутылку из-под шампанского. Мы с нетерпением вытащили из нее пробку и вытряхнули, как и ожидали, записку. Отчаянного содержания. Написанную тем же неровным почерком.
«Умоляю! Спасите! Сил больше нет. Погибаю, но не сдаюсь!»
– Вопль души, - заковыристо отметил Алешка.
– Значит, точно - его прячут где-то в затоне. Я так и думал. Если мы сегодня или завтра его не найдем, плохо будет. Он может не выдержать лишений. Поплыли.
Подобрались сумерки. А в сумерках у затона оказался еще более мрачный вид, и все старые корабли казались призраками.
Мы плыли тихо, переговаривались вполголоса, не плескали веслами.
Катера «Амелии» уже не было. Вода вокруг была гладкой и почти черной. Здесь, похоже, даже рыба не водилась. Тоже побаивалась, видно. Незаметно мы углубились в самую даль затона. Здесь мы еще не были, но ничего нового не увидели: все те же мертвые корабли - ржавые и накренившиеся, с битыми стеклами, с погнутыми мачтами, с порванными снастями. Хотя…
Вот это что-то новенькое! Я даже притормозил. Не скажу, что от радости. Скорее - от испуга.
В самой глубине затона нам привиделся слабый дрожащий огонек. Над самой водой.
– Что будем делать?
– шепнул я.
– Подкрадемся, - шепнул Алешка.
– Уже темно, нас не увидят.
– А если увидят?
– А во!
– И он выхватил из кармана свою боевую рогатку.
– Мало не покажется.
Это нам мало не покажется, если на рогатку нам ответят пистолетами. Но я этого не сказал. Выглядеть трусом не очень приятно. Особенно перед отважным младшим братом.