Два капитана
Шрифт:
А почему, кстати? Все-таки рука у человека перебита, откуда бы дружелюбию взяться? Все дело в том, что оказался Петр Фролович незаурядным практическим психологом. Меньше чем за сутки он перезнакомился со всем отрядом, и даже самые мрачные боевики Василевского не могли удержать улыбки, когда Синицын заговаривал с ними. Умел он как-то интуитивно находить к любому индивидуальный ключик. Этому анекдотец расскажет, с тем о бабах со смаком побазарит, с этим песню казачью споет…
Да, не производил он серьезного впечатления, но сразу было видно, что человек это незлой и, как говорится, компанейский. Причем сам он над собой и своим есаульством постоянно подтрунивал. Спел, например, милую песенку со словами вроде: «Есаул, есаул, // съел твой конь саксаул//
Может быть, в этой особенности Синицына крылась одна из причин, по которым Андрей Василевский терпимо относился к его присутствию. Нужна ведь его ребятам психологическая разрядка? Как еще нужна! А тут послал господь то ли клоуна, то ли невесть кого, но ведь действует, разглаживаются нахмуренные лица, даже улыбки появляются.
Ах, как ошибался Андрей Федорович в своем высокомерии! Лучше бы ему было сразу же пустить Петра Фроловича в расход… Потому как некоторые вещи и некоторые методы Синицын категорически не одобрял, хотя впрямую, при Василевском, об этом не распространялся.
Но вот, дождавшись ухода командира с тремя сопровождающими на разведку, Синицын стал подходить то к одному, то к другому боевику и говорить примерно одно и то же, хотя в каждом случае – разными словами.
А смысл был очень прост: вы, что, ребятушки, совершенно с глузду съехали? Вы на кого минную атаку затеваете, на мирных российских отдыхающих? Воевать с кавказцами – это одно дело, а подрывать туристов на российских курортах – совершенно другое, и очень поганое. Кому будет руки – ноги – задницы и все прочее отрывать, об этом вы не задумывались? Там ведь и женщины, на сочинских пляжах, и детишки играют… Да, в конце концов мужики российские чем перед вами провинились?! Работяга, может, целый год копил трудовой рубль, чтобы на недельку-другую к Черному морю выбраться, а вы его миной? Не-ет, это очень нехорошо, просто никуда не годится. Не по-божески это, и не по-человечески!
И «ребятушки» начали задумываться…
Глава 32
За несколько часов до того, как Андрей Василевский произнес свою основополагающую речь перед соратниками, шеф тайной полиции независимой Абхазии Айас Саидович Речуа получил самое настоятельное приглашение посетить высокий кабинет. Да-да, тот самый, в который надо по тайной винтовой лесенке подниматься, из окна которого так хорошо любоваться на Сухумский ботанический сад. Приглашение, переданное референтом по телефону, было вежливым лишь по форме. А вот содержание его не оставляло сомнений в том, что не побеги Речуа, высунув язык, немедленно к хозяину, так могут и под конвоем привести. Если вообще доведут, кстати!
Речуа прошиб обильный холодный пот. Вот и начали сбываться по полной программе предсказания проклятого русского, – Иблису б его в пасть! – относительно ближайших перспектив Айаса Саидовича.
«Но почему так быстро, откуда он узнал?! – запаниковал Речуа, но тут же одернул себя. – Что я, право, как ребенок… Откуда… Все оттуда же. Наивно думать, что мой аппарат не профильтрован его агентами, наблюдающими за мной и контролирующими меня. Добровольных стукачей тоже наверняка хватает. Да-а, сейчас я получу так, что мало не покажется. Что у меня в пассиве – это ясно. Есть ли что-нибудь в активе? Все распоряжения отдать я успел, перегораживать устья сетями уже начали, несколько ударных спецгрупп формируются. Он не специалист, разобраться с ходу, что вся моя бурная активность имеет больше бутафорский характер, и КПД этих мероприятий предельно низок он не сможет. Вот на это будем напирать. Что еще? Пожалуй, только то, что заменить меня сейчас, вообще говоря, некем. Ни один мой заместитель не владеет той информацией, которой владею я, ни один не потянет этот воз, да и не захочет его тянуть, они тоже не дураки. В успех операции, затеянной мной, я не слишком-то верю. Но ОН этого не знает! Поэтому мне нужно держаться максимально уверенно и спокойно. Есть ли возможность подставить кого-нибудь взамен себя? Разве что покойного Усманова. Объявить его предателем и провокатором. Все равно не спасает, Мюрид – моя креатура, и ответственность за него несу я. Феоктистова и сочинское управление ФСБ? Они, в самом деле, виноваты, только проку-то мне с того? Близок локоть, да не укусишь, как русские говорят. Коньяком еще от меня разит… А-а, ладно! Целовать меня там уж точно, не будут! А может быть, смыться к шайтаньей матери прямо сейчас, выйти на улицу, поймать левую машину и… Нет, не пойдет. А семья? Да и не хочу я бежать нищим, средства-то основные у меня в недвижимости, в карман не положишь…»
В таком вот разобранном состоянии души, липкий от пота и с трясущимися коленками Айас Саидович ткнул свою карточку-пропуск под равнодушный взгляд сканера. Щелкнул замок бронированной двери. Вот он, знакомый кабинет, где Речуа был совсем недавно, откуда выходил, радостно разрабатывая план блистательной провокации. Как погано все обернулось, кто бы мог предположить!
Хозяин кабинета смотрел в окно, постукивая пальцами по пуленепробиваемому стеклу. Он даже не обернулся на звук шагов вошедшего Речуа. Айас Саидович нервно переминался с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Поздороваться первому? В кабинете висело тяжелое давящее молчание, нарушаемое только мерным стуком пальцев.
Речуа деликатно откашлялся: мол, вот он, я. Хозяин кабинета развернулся резко, всем корпусом и вперил в Айаса Саидовича яростный взгляд своих карих, чуть навыкате глаз. Точно двустволка, право слово. Но голос его остался ровным, тихим и спокойным. От этого спокойствия Айасу Саидовичу совсем поплохело, он-то знал ему цену. Лучше бы орал, ругался последними словами.
– Явился, значит, – медленно и чуть врастяжку произнес Хозяин. – Это ты молодец, что не попытался смыться. Выходит, еще не все мозги подрастерял. Далеко бы ты не убежал, не один ты такой… специальный у меня. Попал бы в автомобильную катастрофу, а уж похороны я бы тебе устроил роскошные, можешь не сомневаться. Что стоишь, как памятник, Берия ты наш недоделанный? Ты присядь, а то как бы тебе в обморок не грохнуться. Первый вопрос к тебе, не самый важный, но принципиальный: почему о происходящем безобразии я узнаю не от тебя, а от чиновников сочинской мэрии?
– Я… – Айас Саидович подавился словами. Язык стал шершавым и с трудом шевелился во рту. – Я не успел. Я как раз готовил подробный доклад… Я занимался организацией противодиверсионных мероприятий. Я…
– Сказал бы я тебе, кто ты, но материться не люблю, особенно по-русски. Вопрос второй: главный террорист – это тот самый человек, о котором ты говорил мне во время нашей последней встречи? Помнишь: «…исполнитель на примете есть…», «…он не наш…», то да се… Это он? Только не ври!
– Да.
– Спасибо, удружил. Лихого ты исполнителя нашел, ничего не скажешь. Ты хоть понимаешь, какой величины свинью ты мне подложил? Если твой «исполнитель» реализует свою угрозу, мало того, что накроются все наши курорты, так нас объявят на весь мир рассадником международного терроризма и бандитским гнездом! Никому дела не будет, что эти мерзавцы не апсуа, а русские, действуют-то они с нашей территории! Почему ты не знал заранее, что у негодяев полным-полно проклятых мин? Почему ты не ликвидировал его, когда дошло дело до горячего?!
«Потому что, – с горечью подумал Речуа, – у меня нет внедренки в банде Василевского. Подсадить я туда никого не успел, да и поди найди самоубийцу лезть "кротом" в осиное гнездо. А подкупать кого-то из его боевиков – дело заведомо бесполезное. И как бы я вышел на рядового боевика в обход Василевского? Самому по пещерам рыскать? Ликвидировал… Легко сказать! Я бы с превеликой радостью, только он сам кого хочешь ликвидирует».
– Молчишь… Потому что сказать в свое оправдание тебе нечего! Нет, таким законченным дураком быть нельзя. Это вредно для здоровья. Ладно бы только для твоего.