Два квадрата
Шрифт:
Бофранк отвел глаза от читавшего и увидел, что женщина уже стоит подле очага. Она хотя и пережила уже многое, стыда еще не потеряла. Когда пыточный мастер сорвал с нее рубище, Эльфдал прикрылась ладонями, но тот ударил ее по рукам и велел стоять так, чтобы все тело оставалось на обозрении. Бофранк со смущением увидел ее сморщенные сосцы и покрытое спутанными волосами лоно.
– Обыкновенно дьявол ставит на принадлежащих ему некую отметину, – наставительно сказал Броньолус, обращаясь скорее не к Бофранку, а к своим людям, стоявшим поодаль. Таким образом допрос с пытками превращался в лекцию. – Эта отметина не всегда одной и той же формы или контура. Она может быть похожа на зайца, иногда на лапку жабы, на паука, щенка, соню. Она ставится
С этими словами Броньолус велел мастеру поднести факел ближе, а сам опустился на колено и стал поворачивать Эльфдал так и сяк, раздвигая ей ноги, поднимая руки и даже заглянув в рот. Другой человек, вероятно, усмотрел бы в этом непристойность, но грейсфрате выглядел спокойным, словно лекарь, осматривающий пациента. При этом он не прекращал своей лекции:
– Некоторые говорят, что дьявол ставит на них подобные отметки раскаленным железом или же с помощью определенной мази, которую он вводит под кожу. Готовится эта мазь из жира мертвых тел, жабьей крови и некоторых трав, о которых я сейчас говорить не стану.
– Но если бы клеймо было сделано раскаленным железом, неизбежно остался бы шрам, – робко возразил кто-то.
– Разумное замечание, – кивнул Броньолус. – Но не станем забывать, что дьявол обладает медицинскими знаниями и располагает лучшими средствами, чтобы омертвить это место; что же касается шрама, то дьявол столь искусен, что может поместить раскаленное железо на тело, не оставив вовсе никакого шрама.
– Но у этой женщины, насколько я могу видеть, нет ни шрамов, ни отметин, – сказал Бофранк.
– Верно, хире прима-конестабль. – Грейсфрате обтер руки лоскутком ткани, плававшим в миске с ароматной водою, бросил его обратно и вернулся в кресло. – Но никто и не утверждает, что таковые обязаны быть всенепременно. Теперь же я хочу задать ей несколько вопросов в продолжение тех, что уже были заданы и записаны в протокол. Скажи, Эльфдал, что знаешь ты о тех, кто был умерщвлен в этом поселке в последний месяц? Кто и зачем сделал это?
– Откуда мне знать… – прошептала женщина чуть слышно. Мастер велел ей говорить громче, и она послушно повторила то же самое, возвысив голос.
– У нас есть свидетельство почтенного поселянина хире Фульде о том, что ты с сыном своим Хаансом причастна как минимум к одной из смертей – юной Микаэлины, которую вы заманили в лес и убили. Так ли это было?
– Так. Все было так, как вы скажете, добрый грейсфрате… Только уберите от меня этого страшного человека. – И женщина отшатнулась от мастера, стоявшего с сонным и безразличным лицом.
– Ты признаешь, что вместе с сыном своим Хаансом заманила в лес и убила хиреан Микаэлину Эннарден?
– Так и было, так и было.
– Как же вы сделали это с нею?
– Я сказала ей, что видела там серебрянку…
– Что есть серебрянка?
– Это травка, которая интересна молодым девушкам, потому как она манит к ним возлюбленного: стоит лишь положить ее под порог дома, где тот живет, и сказать его имя.
– Колдовская трава, вы слышали? – Грейсфрате воздел указательный палец.
Бофранк недоумевал: к чему несчастная женщина рассказывает все это? С готовностью она движется прямо к пылающему костру, чтобы принять мучительную смерть. Уж не пообещал ли ей грейсфрате некую поблажку? Конестабль знал, что судьям-миссерихордам позволено обещать милость или неприкосновенность, чтобы побуждать
– Когда она пришла туда, я бросилась на нее сзади и повалила, а Хаанс тут же ударил ее по шее топором, – продолжала женщина, глядя остекленелыми глазами куда-то мимо грейсфрате. – Потом мы оставили тело и ушли прочь.
– Но зачем вы поступили так с милой, юной девушкой?
– Так велел мне дьявол. Зачем ему, я не смела спросить.
– Позвольте мне задать несколько вопросов, – обратился конестабль к Броньолусу.
– Как я могу запретить? Задайте.
– Скажите, хириэль, в который день это случилось?
– Я сейчас не помню, – покачала головой женщина, глядя все так же мимо.
– Где топор, которым Хаанс отрубил голову девушке?
– Я не знаю. Может быть, мне дал его дьявол; может быть, он и забрал его.
– Не могли бы вы зачитать показание хире Фульде? – Теперь Бофранк обратился к писцу.
– «Поселянин Кнапе Фульде показал чистосердечно и без понуждения, что ночью накануне дня, когда нашли убитую Микаэлину Эннарден, видел, как поселянка Эльфдал вместе с сыном, карликом по прозванию Маленький Хаанс, следовали за нею, причем карлик имел в руках большой топор, которого Фульде ранее не видел. Будучи человеком любопытным и не полагая, что увиденное может завершиться преступлением, Фульде пошел за ними. Так они двигались некоторое время, после чего Эльфдал бросилась на девушку сзади и повалила на траву, а карлик тут же ударил ее топором по шее, полностью отделив таким путем голову от тела. Будучи напуган, Фульде бежал оттуда так быстро, как только мог, потому не знает, что же случилось дальше».
– Я имею вопрос к Фульде, – сказал Бофранк. – Где он?
– Его присутствие сочтено необязательным.
– Отчего же? Право, странное решение.
– Вы можете задать свой вопрос позднее. О чем он?
– Я хотел бы знать, отчего упомянутый Фульде не заявил об увиденном мне или же чирре Демеланту.
– Я с охотой отвечу вам, – улыбнулся Броньолус. – Вы, равно как и чирре Демелант, представляете власть светскую, которая, несомненно, суть гроза для преступников обычных. Но здесь мы видим дело рук дьявола, и Фульде смекнул о том. Боясь, что не получит должной защиты, он не решился рассказать об увиденном вам, но с готовностью поведал мне.
– Сказанное им похоже на ложь.
– У нас нет оснований не доверять почтенному поселянину.
– Осмелюсь сказать, вы дурно ведете следствие.
– Методы следствия в миссерихордии несколько отличаются от тех, что приняты в Секуративной Палате, хире Бофранк.
– В таком случае не вижу смысла в моем здесь присутствии, – резко сказал конестабль и встал, чтобы покинуть подвал.
Никто ему не препятствовал.
Человеку свойственно видеть сны дурного либо приятного содержания. Был даже в столице референдарий Альтфразе, который удумал собрать виды человеческих снов, их же он насчитал не более двух сотен. С таковой целью он опрашивал всех встречных и поперечных, отчего скоро тронулся рассудком и был помещен в Одервальд – обитель для скорбных разумом. Что сталось с референдарием затем и каков был удел его трудов, выраженных в письме, Бофранк не знал. Тем не менее всю ночь ему снились сны дурного содержания – с участием змеехвостых тварей, презлых старух с морщинистыми бородатыми лицами и чудных красавиц, оборачивающихся в самый пикантный момент скользкими протухлыми трупами. Проснулся конестабль в совершеннейшем изнеможении и, прежде всего, положил себе не пить более перед сном перечной настойки – как известно, именно это питье хуже всего действует на спящего, навевая всяческую жуть. К сожалению, в запасах более ничего не было, и Бофранк послал Акселя за чем-нибудь освежающим. Фамилиар вернулся с кувшином холодного пива, которое в здешних местах варили из худосочного проса. Он поставил несомое на стол и шепотом сказал: