Два лебедя (Любовь, матрица и картошка)

Сергеев Иван Владимирович

Но Света лишь улыбнулась в ответ. Она была гораздо моложе Верочки и очень хороша собой. Поэтому я обнял ее и нежно поцеловал. Меня охватила дикая страсть к забавной девчонке. В Сырковицах в каждом доме был сеновал. Забрались мы наверх по деревянной ветхой лестнице кирпичного полуразвалившегося дома. А наверху я просто опьянел от ароматов сухого клевера, душицы и зверобоя. Света, не стесняясь меня, разделась и встала передо мной в восхитительной позе, словно жрица любви. Во мне давно уже пробудилась мужская сила. Я вошел в нее, и мне было так же сладко, как когда-то с моей бывшей женой. А может, еще слаще. Красива, хороша и женственна была Света. А шея была у нее лебединая.

О Сергее я думал с надеждой. С его помощью я моделировал все лучше

и лучше объемные фразы, хотя общая картина в стройную законченную мозаику не складывалась. К известным двум точкам, расположенным на корне и кончике языка, мне не удалось добавить ни одной новой точки. Поэтому было очень опасно строить объемные колебательные системы, выходящие за рамки двух точек.

В душе я надеялся, что Писарев после прошедшей бессонной ночи не выйдет на связь. Но Сергей был настырен. И, хотя он не смог дойти до картофельного поля, это ни о чем не говорило.

Я приблизился к бараку, когда все созвездия наконец-то вспыхнули в вышине, не оставив молодому ершистому месяцу никаких шансов в состязании с ними. Я был возбужден и бледен. Любовное свидание со Светой настроило меня на победу. Я начал замечать восхитительные мелочи, на которые раньше не обращал внимания. Отчего мне казалось, что звезды то прыгали на серебряные рожки месяца, то съезжали с них, как с горки. Но звезд было много на небе, ярких и дерзких, чтобы отполировать своим сиянием ненасытные рога месяца. Неудивительно, что месяц не выдержал их волшебного блеска и спасовал. И когда Млечный путь засиял особенно ярко, спрятался за набежавшую тучу и так долго не показывался, что ласковые звезды о нем забыли. Секс и оргазм управляли миром, особенно творческим.

Восхитительная ночь не могла ничего изменить в познании Матрицы, несмотря на жертвы, на которые пошли ради меня Света и Сергей Писарев. Вдохнув глубоко свежий деревенский воздух, я вошел в барак, где увидел Кондакова, который при тусклом свете настольной лампы пытался растормошить Сергея.

– Что с ним? – с тревогой спросил я.

– Мне никак не разбудить его, – ответил прораб, – утром сослался на болезнь, но температуру мерить отказался. Если завтра ему не станет легче, придется отправить его в город.

– Может, у него грипп? При гриппе не такое бывает, – предположил я, чтобы заступиться за Сергея. Кондаков недоверчиво посмотрел на меня и вышел на улицу. А в четырех стенах барака еще долго витала не высказанная им досада. Но она совершенно не трогала меня, потому что я не сомневался более в успехе.

Погасив свет, я прилег в кромешной темноте на кровать. Я лежал с открытыми глазами и мысленно готовился к мозговому штурму. В комнату заглянул ненадолго месяц. Он светил, казалось, мне одному.

Я любовался месяцем, радуясь затянувшемуся безмолвию. И в этой харизматической тишине услышал, как мышь скребется в дальнем углу, как вращается на крыше из-за сильного ветра флюгер и как вертится и не может заснуть за стеной бригадир. А потом пробудилось на свет живое искрометное слово. И вместе со словом появился светящийся силуэт Сергея.

И тогда я, восторгаясь мужеством Писарева, снова прозрел, остановившись на числе «семь». Я вдруг понял совершенно отчетливо, что число точек Матрицы не должно быть более восьми. Это исходило из того, что число независимых цветов спектра света равнялось семи плюс еще один цвет – пурпурный. Об этом утверждал еще Исаак Ньютон. А затем подтвердили и другие физики. Наверно, неспроста основных музыкальных символов было семь. Отсюда следовало почти гениальное предвиденье, что число точек Матрицы, которые я пытался найти с помощью мозгового штурма, могло быть созвучно им. И такая безумно свежая идея пришла ко мне в глубокой, почти жуткой тишине.

Мне показалось, что обнаружение координат недостающих точек Матрицы не займет у меня много времени. Я решился на более простое продолжение, поэтому первая попытка опять закончилась неудачей. Мой верный помощник оказался надолго выведенным из строя.

Пока Сергей молчал, я

попытался проанализировать свою неудачу. Сколько еще оказалось не проверенных вариантов. Возможно, я готовился с юных лет к этому мозговому штурму. И, надо отдать должное моим помощникам, подготовился к нему неплохо. Во-первых, я проверил себя на выносливость и понял, что готов к новым испытаниям. Поэтому лозунг: «Теперь или никогда!» был неуместен. Придет время, и я завершу познание Матрицы. Я более не сомневался в своей избранности. Меня выбрала эволюция развития человечества, чтобы я познал Матрицу и бережно передал это знание людям.

И все-таки неугомонный Писарев нашел в себе силы и вновь начал меня подбадривать. Силуэт Сергея то светился, то угасал, пока не вспыхнул ровным сиянием. Сергей верил в успех чинимого нами дела с такой заразительной уверенностью, что я за него только порадовался. Его могучий дух, как и мой, не был сломлен. Весь пройденный жизненный путь предстал передо мною со всеми ошибками, удачами и разочарованиями. И, наверно, детский грех был тоже запрограммирован заранее в моей судьбе, потому что, если бы не было его, не было бы этого мозгового штурма. Так уж сложилась моя нелегкая жизнь, которую можно считать блистательной. Находясь на самой вершине эволюции, я попытался проверить еще одну координату. Но опять совершил непростительную ошибку. Казалось, самого малого не хватило для победы. Может быть, спортивной злости. Но ее было в избытке у Сергея. Неслучайно он играл роль первого номера в нашем сверкающем диалоге.

А потом наступило время третьей попытки, которая доконала Писарева. Он, как и я, продержался до самого конца. И его светящийся серебряный силуэт погас.

Я не мог заснуть. Вышел из барака и начал бродить по спящей деревне. А потом забрался на сеновал, где Света отдалась мне, и крепко заснул.

Разбудили меня бойкие голоса. Я прислушался к ним и узнал голос Сергея Писарева. Чтобы удостовериться в этом, я выбрался из своего уютного убежища. По грунтовой дороге шли двое. Они негромко разговаривали между собой. Я мгновенно узнал их. Светочка и Сергей Писарев шли, взявшись за руки. Я обрадовался, что дела у Сережи не так уж плохи. А они шли и шли по дороге в сторону леса. Праздное любопытство разобрало меня, и я пошел за ними следом, стараясь быть незамеченным, чему способствовали старые телеграфные столбы и поле с перезрелым горохом. Скоро я потерял их из виду, потому что они вошли в густой лес и скрылись среди деревьев. Я подумал было, что они отправились за грибами, но над лесом вдруг взмыла пара белых лебедей и, сделав прощальный круг над картофельным полем, скрылась из виду. А Светочка и Сережа так и пропали. Лишь Кондаков спросил меня вечером для порядка о них. Но я сказал ему, что их не видел. Не мог же я заявить ему, что они превратились в белых лебедей. Их никто не хватился, и скоро о них забыли. Только я несколько раз заходил в лес, искал их следы и одежду. Но так ничего не обнаружил. Я знал, что они неслучайно появились возле меня в деревне. Все это подтверждало, что мозговой штурм тщательно готовился независимо от моей воли, что сама высшая эволюция Земли приняла в нем живейшее участие. Мне была необходима помощь, и Света и Сергей Писарев эту помощь мне оказали. Я твердо верил, что они превратились в белых лебедей. Может, это и сказка, но сказка очень красивая. И все-таки за небольшими литературными изменениями, здесь проглядывает чистейшая правда.

Глава восемнадцатая

Фиалка

Я вернулся из колхоза окрепшим и умудренным опытом. Пара белых лебедей стояла еще долго перед моими глазами. Мне было жаль, что я так и не научился фотографировать. А ведь мой отец и сестра были заядлыми фотографами. Но, как видно, любовь к фотографии не передалась мне по наследству.

О Матрице я не думал. Точнее, я более не искал другие точки ее. Так уж был устроен мой организм. Он требовал длительного отдыха после столь насыщенного мозгового штурма. И я подчинился этой разумной самодостаточности.