Два лика одиночества.
Шрифт:
Танаа вздрогнула, внезапно ощутив чье-то присутствие. Сосредоточилась, обшаривая ментал – лорд рассмеялся, задумав еще одну интересную шутку. И сбросил делающий его невидимым для ее ментального зрения покров.
– Что это ты тут делаешь? – с усмешкой поинтересовался он, в упор разглядывая образ Арны.
Та отшатнулась, не веря своим чувствам – как он смог ее заметить?
– Не стоит недооценивать мои способности, малышка, – ухмыльнулся Птица. – Равно как и способности моего господина.
Подробности плана всплыли перед ним в мельчайших деталях. Лорду понравилось – и он позволил девчонке увидеть их. Танаа с трудом подавила крик, от нее волнами исходила ярость, и… страх. Да, она боялась. Не за себя – но тем лучше. С теми, кто боится не за себя, а за тех, кто ему дорог, даже проще. И интереснее…
Но все же он ее немного недооценил. Арна сделала единственное, что могла сделать в том положении, в котором оказалась – она молнией вонзилась в его сознание, с болью вырывая из него обрывки образов, вытягивая информацию.
В первую секунду Птица попытался закрыться – но потом передумал. Пусть видит. Да, господину это могло бы не понравиться – но ведь девчонка все равно умрет, так что пусть сейчас увидит всю его мощь, все его величие, пусть устрашится, осознав, против кого пошла. Пусть она увидит Левиафана.
Танаа трясло от ужаса. Она верила рассказам Гундольфа и Талеаниса и нисколько не сомневалась в могуществе этого проклятого демона, но только сейчас она по-настоящему увидела, на что тот способен. Пред ней расстилались картины ужасающего будущего, готового обрушиться на империю, а затем – и на весь мир. Горящие города, порабощенные разумные, и вся власть – в когтистых лапах, покрытых буро-зеленой чешуей. Ни единого лучика добра, света, надежды, радости в этом кошмарном царстве возрожденного Мантикорой демона. Только ужас и боль в сердцах и сознаниях, только предательства и подлости, только грязь и омерзение, только одна цель – выжить в этом мире любой ценой, убивая, предавая, сметая все и всех на своем пути – вот что ждет Мидэй-гард в случае победы Левиафана. Неминуемой, неотвратимой победы…
– Я думаю, тебе хватит. – Птица ударом вышвырнул Арну из своего сознания. Сил девушки едва хватило на то, чтобы удерживаться в ментале – она еще не поняла, что ее единственный шанс, который лорд, как истинный игрок, все же оставлял ей, был в том, чтобы мгновенно покинуть ментал, вернуть свое сознание в тело и придумать хоть что-нибудь в те десять или пятнадцать минут, что оставались до прихода стражников за Змеем.
Она этого не сделала – что ж, тем хуже для нее.
И Птица жестким ударом разметал все ее дрожащие защиты, ворвался в сознание, ставя жесткие блоки, заставляя ее не помнить обо всем, что произошло сейчас, обо всем, что она узнала, и внушая, что ее план удался, что у нее получилось убедить его в том, в чем она хотела, что все хорошо и что все получится…
Наемники были уже близко, в пределах полета стрелы. Они ехали очень медленно, передняя пятерка постоянно сдерживала коней – всадники были напряжены до предела. Внезапно под копытами одной из лошадей проломились доски, укрывающие яму с кольями, и кобыла рухнула вниз, истошно заржав, когда острые наконечники пронзили ее тело. Но сидевший на ней наемник успел перекатиться через круп и спрыгнуть на землю. Он осторожно приблизился к самому краю ямы, наклонился, пытаясь разглядеть, где проходят ее края, и махнул рукой, указывая остальным направление. Его в первом ряду кто-то заменил, сам же наемник дождался последних и на ходу вскочил в седло одной из запасных лошадей.
– Готовься! – крикнул Мантикора. Клен, стоявший рядом с ним, первым положил стрелу на тетиву.
Наемники неумолимо приближались. Первый ряд ловушек, вчера выведший из строя чуть больше десяти человек, в этот раз стоил жизни только одной лошади.
– Целься!
Первая линия вражеского отряда оказалась в пределах досягаемости городских лучников. Талеанис бросил быстрый взгляд в сторону замершего на вышке Гундольфа – вокруг рыцаря клубилось алое сияние с золотистыми проблесками. Полуэльф запоздало вспомнил, что специализация Грифонов – совмещение рукопашного боя, и магии.
– Огонь!
Два десятка стрел, сорвавшись с тетив, взвились в воздух, устремились каждая к своей цели и… вспыхнув, рассыпались пеплом, не долетев десяти футов до наемников. Несколько стрел все же преодолели магическую преграду – но только одна, пущенная рукой Клена, нашла свою цель.
Нам конец, – отстраненно подумал Талеанис. – Если у них маг – то у нас просто нет шансов…
Отряд наемников, потерявший на подступах к городку одного человека и двух лошадей, замер перед воротами. Лучники еще стреляли, но бессмысленно – стрелы сгорали или отскакивали от доспехов.
Вперед выехал широкоплечий северянин.
– Откройте ворота и выдайте своих зачинщиков! – крикнул он. – Тогда мы сохраним вам жизнь!
Ответом ему было громовое молчание, нарушаемое лишь скрипом натягиваемых луков. Жители города слишком хорошо знали, как дешево стоит слово людей Птицы.
Гундольф бросил последний взгляд на полуэльфа, за последние сутки ставшего ему почти другом.
Ты справишься, я верю в тебя, – подумал рыцарь.
Он прекрасно понимал, что совершает верное самоубийство. Понимал, что после активации уже подготовленного заклинания получит такое энергетическое истощение, что умрет в течение нескольких часов, и никто из жителей деревни не сможет никак ему помочь. Также он понимал, что назад дороги нет – заклинание уже выстроено и подготовлено, и должно быть активировано – иначе вырвавшаяся энергия может уничтожить половину деревни. Он все это понимал еще тогда, когда безумная идея только пришла в голову – и уже тогда он решился. Сразу и не колеблясь.
Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что он не выполнил долга перед Орденом, что не предупредил об опасности – но Гундольф тут же успокоился, вспомнив об Арне. Танаа была в курсе дела, и она сможет совершить то, что не успел он сам. Она умная, и у нее есть Сила – она сможет вырваться из лап Птицы и добраться до Хайклифа раньше, чем будет уже поздно.
Умирать не хотелось. Но другого выхода просто не было.
Эстиса швырнули на колени, попутно еще несколько раз ударив ногами в живот и грудь. Он захрипел, сплевывая кровь. В следующее мгновение его взгляд остановился на Арне – из груди молодого графа вырвался полный дикой, удушающей ненависти и неудержимой ярости крик. Он рванулся – ближайшие к нему стражники отшатнулись в ужасе, рядом со Змеем остался только недостаточно расторопный Неркис. Затрещали цепи, на пол полетели разорванные звенья – Арна отстраненно удивилась тому, сколько силы скрывалось в худощавом теле несчастного. Эстис вскочил на ноги, ударом отшвырнул в сторону Неркиса, предварительно выхватив из ножен, висевших на поясе помощника Птицы, короткий меч, и бросился… нет, не на лорда. На Арну.